Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

Хотя у нее все еще продолжался, по её словам, «самый свирепый пронацистский период в жизни», Марта также встретила молодого французского дипломата, который начал, с разрешения родителей, встречаться с ней. Не то, чтоб Марта сильно беспокоилась о таких формальностях. Хотя её немецкие кавалеры и предупреждали, что он – французский шпион, а сама она считала, что скорее за Германию, чем за Францию, ей понравился «высокий и романтичный юноша с идеальными чертами». Когда он стал ругать милитаризм нацистов, она с ним спорила – но позже признавала, что некоторые его аргументы заставили её «чуть задуматься». Сильвия Крэйн, одна из подруг Марты, считала, что любовные приключения всегда довлели над политическими пристрастиями Марты. «Ей просто нравилось спать с красивыми мужчинами, а уж через них она узнавала про политику и историю».

Вкусы Марты были крайне эклектичны. В начале своего пребывания в Германии она встречалась с главой гестапо Рудольфом Дильсом. Он часто бывал в резиденции Доддов, нередко чтобы заверить посла, что он делает все возможное для предотвращения нападений на американцев. Отец Марты и другие дипломаты полагали его более отзывчивым к их проблемам, чем других официальных лиц Германии. Тем не менее он также заведовал и первыми концентрационными лагерями, и Марта признавала, что слышала от некоторых людей, что в тот период там убивали «не меньше дюжины человек в день». Но все это не мешало Марте с ним встречаться, танцевать в ночных клубах и надолго уезжать вместе за город. «Я была заинтригована и очарована этим чудовищем в человеческом облике, с чувственным лицом и жестокой, злой красотой», – говорила она потом. Не имело значения и то, что Дильс был женат: Марта сочла его жену незначимой, «жалким пассивным созданием».

Молодой еврей, пересекавшийся с Мартой на нескольких коктейльных вечеринках, предупредил её, что Дильс использует её как защиту, наверняка полезную в каких-то внутренних нацистских конфликтах.

– Марта, очень глупо так играть с огнем, – сказал он.

Но она не отступалась и продолжала встречаться с начальником гестапо. «Мне был очень интересен и его типаж, и то, что он говорил, – писала она. – Он намеренно и ненамеренно давал мне представление о том, как идет работа за сценой в шпионских структурах, о которой я иначе бы не имела никакого представления». Это очень многозначительный комментарий, который позже можно было трактовать как косвенное доказательство того, что она шпионила в пользу другого государства.

Марта вскоре заразилась явной тревогой Дильса по поводу его соперников внутри партии, и в декабре 1933 г. даже сказала Мессерсмиту, генеральному консулу США, что опасается за его жизнь. Он передал просьбу, чтобы Мессерсмит написал обращение к нацистским руководителям с выражением признательности Дильсу и уверениями, что он много делает, чтобы поддерживать хорошие американо-германские отношения. Мессерсмит и посол Додд выказали свое сочувствие, но сочли написание такого обращения невозможным.

Марта беспокоилась и о том, что может случайно сказать Дильсу что-то о своих немецких знакомых, что приведет к их гибели, и о самом Дильсе. Однажды после ночных танцев Дильс приехал в резиденцию Доддов и задержался, чтобы выпить в библиотеке, прежде чем отправляться домой. Очевидно было, что он хотел поговорить о последних тревожащих его интригах. Марта взяла с дивана подушку. Когда Дильс спросил, что она делает, она ответила, что хочет прикрыть телефон. Как вспоминала Марта, это вызвало быструю недобрую улыбку и кивок одобрения. Продолжая применять подобные меры, Марта стала признавать, что сама в результате «впала в нервное, почти истерическое состояние». Она проигрывала в голове свои разговоры с разными немцами, прикидывая, могли ли их записывать или подслушивать. Из своей спальни на втором этаже она могла слышать зловещие шаги по гравийной дорожке внизу и видеть движущиеся тени, а любой хлопок можно было принять за выстрел. Что до Дильса, то до самой «ночи длинных ножей» он вел себя как «испуганный кролик», вспоминала обо всем этом Марта. Чистки 30 июня 1934 г. Дильс пережил, но перед этим он уже потерял свой пост начальника гестапо и больше никогда не занимал такую высокую должность в нацистской иерархии.

Сама Марта Додд утверждала, что от сочувствия нацистам к прямому отвержению их весной 1934 г. её привел целый ряд факторов: от грубости немецкой пропаганды до расширения круга знакомств. Не оказывается совпадением и то, что именно в этот период у Марты начался, вероятно, самый страстный из её романов.