«Гласность» и свобода

Я с трудом общался с советскими либералами – хорошими, профессионально значимыми людьми, в целях самооправдания создававшими формулы, вроде этой: «Если в партию будут вступать хорошие люди, то КПСС станет гораздо лучше». На самом деле они стремились устроиться в этом тяжелом мире, самореализоваться в нем, не отдавая себе отчета в том, что Россия в результате коммунистического господства почти уничтожена, разорена, доведена до вырождения, и их самореализация – лишь маскировка или даже подталкивание в пропасть своего народа и своей страны.

С большинством диссидентов, в отличие от «Гласности», КГБ не боролся, более того, внушал им, чудовищно наивным, вполне успешно, что это именно они победили, и они послушно шли за Ельциным, а потом за Гайдаром к гибели всего того, что в либеральные 1988–1991 годы было создано; к полному уничтожению зачатков русской свободы и демократии; к новым чудовищным, сперва вполне ими одобряемым (из «высших политических соображений») преступлениям и окончательному вырождению страны. И я понимал, что меня никто не будет слушать, что я остаюсь практически в одиночестве, в изоляции со стороны многих еще недавно мне близких и высоко мной ценимых людей.

Ну да что теперь говорить об этом… У диссидентов и демократов теперь был свой, ведомый КГБ вождь – Ельцин, и это была очень спокойная и удобная для них позиция. А на что-то можно было закрыть глаза.

Восемнадцатого августа мы праздновали свадьбу Виталия Мамедова, женившегося на сестре Димы Востокова – тогда он и пришел в «Гласность». Происходил торжественный ужин за несколькими столиками в ресторане «Олимпийский» на проспекте Мира и закончился с закрытием ресторана часов в двенадцать. Мы с Димой Востоковым ехали ко мне домой (в это время офис «ЕГ» был в квартире над нами) вместе с молодоженами, жившими неподалеку. За нами неотступно следовал вишневый «Жигуленок» с привычными четырьмя «топтунами». Я показал на них Диме Востокову в дороге. Когда мы подъехали к дому, вишневый остановился рядом.

В пять часов утра меня разбудил звонок из Парижа (телефон я не выключал никогда). Там, за два часа до объявления в Москве, уже было сообщение о введении военного положения и переходе власти в руки ГКЧП. Стараясь никого не разбудить, вышел на улицу. Из приоткрытых окон «Жигуленка» раздавался шумный храп почему-то очень мощных, с трудом помещавшихся в маленькой машине «топтунов». Потом выяснилось, что я входил в небольшой список (человек тридцать) людей, которых ГКЧП собирался арестовать сразу же после объявления военного положения. Но эти пока спали. Наблюдатели в соседнем доме, очевидно, тоже еще не проснулись – оттуда никто за мной не вышел. На всякий случай я нашел телефон-автомат подальше, не видный из наших домов, чтобы не включили прослушку, и позвонил Полторанину – тогда еще редактору «Московской правды» и самому деятельному борцу за победу Ельцина. Полторанин уже не спал, все знал, тут же спросил, могу ли я поговорить с послом США о создании нового правительства, после чего сказал, что все собираются в Белом доме.

Сперва людей там было немного – я встретил Илью Заславского, который увел меня в обширный кабинет Красавченко, он и стал нашим (и еще пары человек) жилищем на ближайшие двое суток. Сам хозяин кабинета появился очень ненадолго, потом и вовсе скрылся – кто-то мне сказал, что улетел в Куйбышев проверять готовность сталинского бункера.

В полуподвальном этаже, где монтировали автономный радиопередатчик, встретил Силаева. Рассказал ему о подброшенных в «Гласность» компрометирующих его материалах, Силаев слушал рассеяно – было видно, что сейчас ему не до того. Отец Глеб Якунин с таинственным видом увел меня в туалет, объяснил, что стена американского посольства совсем рядом, нужно ее перелезть и создавать «правительство в изгнании». «Белый дом» – здание правительства Российской Федерации – естественно, был заполнен сторонниками Ельцина. Мне была омерзительна команда ГКЧП, но и к сторонникам Ельцина я относился уже очень сдержанно, а потому чувствовал себя посторонним среди в общем-то знакомых людей. Могу только радоваться, что среди насельников Белого дома в те дни мне единственному не дали за это медали.

В ночь ожидали штурм. Все спрятались в подвалах или в комнатах боковых флигелей (Полторанин очень забавно это описывает), только мы с корреспонденткой «Ассошиэйтед пресс» (женщина была много храбрее мужчин) ходили от колонны к колонне темного первого этажа. Изредка попадались два-три вооруженных человека, но в целом Белый дом защищаться не обирался и если бы не «живое кольцо» вокруг, был бы без труда взят – может быть, с парой выстрелов. Но штурма не было, и на следующий день стало повеселее.