Эка, чего вспомнила! Это я и сам позабыл. Конечно, с платка только началось, не из-за платка я её полюбил, но факт был. А, выйдя за меня замуж, Глафира вязать перестала. Вернее, вязала, но изредка, как настроение находило, и только на спицах. Одежду шили из покупной материи.
- А зачем ты его отыскала? - допытывалась дочь. - Хочешь связать весь купальник крючком?
- Нет, что ты! Просто ты сказала "резина и шёлк". А знаешь ли ты, что один узор в вязании, что крючком, что спицами, так и называется: "резинка"?
- Разве?
- Эх, ты! Ну-ка, принеси свои зимние варежки!
Аграфена сбегала, но я раньше по лицу её понял, что она поняла. И в самом деле, манжеты были связаны как-то по-особому, они то растягивались, пропуская ладонь, то сжимались, плотно садясь на запястье руки.
- Тянучесть не везде одинаковая нужна, - пояснила Глафира. - Где много лоскутков из обычной материи, там и можно применить связанную "резинку", чтобы уменьшить их число. Где материя и так хорошо облегает тело, там её оставим. Пойду-ка я Симочке в напарницы, - и лукаво взглянула на меня. Мол, разрешаешь?
- Обед вовремя будет?
- Спрашиваешь!
- Тогда иди себе на здоровье! Только ведь ты, поди, всё забыла за годы супружеской-то жизни.
Жена шаловливо ткнула меня крючком в одно место, и я почувствовал - нет, не забыла. Или легко вспомнит. Рука, во всяком случае, у неё осталась твёрдой. А это главное - и в вязании, и в общении с мужем.
Дочерью, то есть. Чего это я ляпнул про мужа...
Несколько дней после этого Глафира ходила к Красулиным - колдовать вместе с Симой над новым вариантом купальника. Деньги у меня брала на нитки, многовато что-то, да ведь бабе виднее. Я знал, что первый купальник они решили оставить, как есть, чтобы воспользоваться, если затея с шито-вязаным не удастся. А уж второй сделать совместно. Только что-то долго это у них делалось. Я аж стал ловить себя на том, что в минуты рассеянности начинал рисовать пером на бумаге грудасто-попястые фигуры в купальниках... Один раз чуть не засыпался, еле успел спрятать под стол. Ещё решат, что я это голых баб чертякаю, и опозорят. Я и художник никакой, и про купальник никто из заходящих в управу не знает. И объяснить-оправдаться нельзя - дал слово молчать.