Главная роль

Нет, конечно, учась в институте, он брал уроки верховой езды. Правда, лихим кавалеристом стать не успел. Да и сколько лет прошло с тех пор. А в Риме… В Риме за последний год его путешествия ограничивались переходом от канцелярии до дома Августа и обратно.

И вот теперь он трясся верхом на упрямой кобыле, ругаясь сквозь зубы и потешая спутников. Элиан не мог опомниться от изумления, солдаты конвоя переглядывались и пересмеивались. Максим не задевали насмешки. Он переживал ужасное открытие: римляне ездили без стремян!

За день предстояло одолеть шестьдесят — семьдесят миль[42]. Максим был ошеломлен. Не представлял, с какой скоростью путешествовали древние римляне. Полагал, поездки растягивались на долгие месяцы, если не на годы. Элиан же рассчитывал добраться — часто меняя лошадей — до Колонии Агриппины (с низовий Тибра до низовий Рейна) не более чем за месяц. Намекнул, что мог бы передвигаться быстрее, не имей обузы в виде никудышного наездника.

— Быстрее? — не поверил Максим.

— Гонцы проезжают и сто миль в сутки, — гордо ответил Элиан.

На растерянные вопросы Максима объяснил, что путешествие из Рима в Брундизий — если двигаться не спеша — можно совершить за десять дней, в Александрию — за две недели.

«За десять дней из Рима в Брундизий?! Это не меньше пятисот километров. От Петербурга до Москвы — семьсот. А письма идут десять дней! На лошадях их перевозят, что ли?!» — возмущался актер, изо всех сил понукая кобылу.

Отряд двигался по Фламиниевой дороге на север. Это была великолепная дорога: пять слоев камней, смешанных с бетоном. Максим знал: римские дороги переживут тысячелетия. И снова его охватило ощущение нереальности происходящего.

Кобыла быстро привела его в чувство. Вдобавок великолепная римская дорога оказалась очень жесткой на ощупь. Максим поднялся, ощупал бока. Кобыла взирала на него в кротком изумлении.

Максим тяжело вздохнул. Садиться верхом — без стремян — было мучением. Тут к нему подскочил Клодиан, помощник центуриона Септимия. Невыразительное лицо Клодиана озарилось подобострастной улыбкой. Максим молча отстранился и кое-как взгромоздился на лошадь. Он еще не забыл мятеж преторианцев. Не забыл занесенный меч.

Теперь Клодиан держался подчеркнуто вежливо, даже услужливо. Догадывался: император Траян встретит мятежников неласково. А если императорский секретарь поведает цезарю кое-какие подробности…

Кобыла взбрыкнула вторично, но Максим был начеку и сумел удержаться верхом. Понял, что отвлекаться нельзя ни на секунду. Все время следить — за правильной посадкой, за лошадью, за дорогой. Лишь изредка он отваживался бросить взгляд по сторонам.

На обочинах стояли милевые знаки. Через каждые пятнадцать миль располагались гостиницы. Максим осведомился, высока ли плата.

— Ничтожна, — ответил Элиан. — И за нее ты получишь множество удовольствий: спертый воздух, разбавленное вино, жесткую подушку и тюфяк, кишащий насекомыми.

Максим не стал требовать, чтобы они остановились в гостинице. Полагал, Элиан водворится в каком-нибудь богатом доме. Любой всадник или сенатор был бы счастлив оказать услугу начальнику императорской гвардии. Но Элиан предпочел мраморной вилле казармы городской стражи.

Последние два часа Максим смотрел прямо перед собой, на ровную полосу дороги, мелькавшую между ушами лошади. Спина и шея стремительно деревенели. Пожаловаться он не мог: во время тряски прикусил язык.

В казарму вошел на негнущихся ногах. Вяло прожевал кусок хлеба и повалился на жесткое ложе. Спать пришлось на животе.

Нет, он не изменил себе и не затосковал о благах цивилизации. И, даже увидев во сне автомобиль, бесшумно и плавно катящийся по дороге, нашел в себе силы проснуться.

Утром Аргус предложил Максиму место в своей повозке. Актер поблагодарил и отказался. Сам проповедовал: необходимость — лучший учитель. Стиснув зубы, взгромоздился на коня — по приказу Элиана отыскали тихого и смирного. Конь стоял, не шелохнувшись. При первой же команде перешел на рысь. Но на все попытки пустить его в галоп отвечал удивленным ржанием.

Пришлось отряду бодро рысить шесть миль до ближайшей почтовой станции. Затем их продвижение ускорилось более, чем хотел Элиан и ожидал Максим. Коня, доставшегося ему на этот раз, было не остановить. Максим, перестав заботиться о достоинстве, распластался на крупе, обхватив руками конскую шею. Конь летел стрелой и только у следующей станции остановился как вкопанный. Максим сполз на землю. Скакун был весь в мыле, а Максим чувствовал себя, словно после девятибалльного шторма.

Впрочем, вскоре он настолько освоился, что мог поспевать за отрядом.

Дорога вела на север. Сбегала с холма в низину и снова поднималась на холм. Через реки были перекинуты мосты, через болота — арочные виадуки.

В предгорьях начался мокрый снег. Элиан морщился, глядя на вырисовывающиеся впереди серые громады гор.

— В любой день снегопады могут закрыть перевал. Счастье, что зима стоит теплая.