Читаем Главная роль полностью

Этими перлами мудрости он и потчевал Гефеста. Вольноотпущенник явно мечтал о другом угощении. Проникновенно вздыхал, глядя на блюдо с жареной свининой. Над блюдом поднимался пар, золотистый сок вытекал на разваренный горох.

Тит Вибий беззастенчивости придвинул блюдо к себе, выбрал аппетитный кусок, выронил, зашипел, подул на обожженные пальцы. Гефест злорадно усмехнулся. Вибий изловчился, бросил свинину на кусок белой лепешки и впился зубами. Издал невнятный возглас восторга. Даже зажмурился от удовольствия. Гефест смотрел ему в рот.

— Хорошо, давай вспомним вчерашний урок, — предложил Максим.

Гефест проглотил слюну. Вибий расправился со вторым куском. Придвинул кувшин вина. В горлышке соблазнительно забулькало.

Громко хлопнула дверь. По ногам потянуло сквозняком, языки пламени в очаге съежились и заметались. В таверну ввалилось человек десять-двенадцать. Одни устремились прямо к очагу, протягивая к огню озябшие руки. Другие поспешно рассаживались вдоль стола и зычными голосами окликали хозяйку.

— Невозможно сосредоточиться, — пожаловался Гефест.

— Вчера ты уверял, что не можешь заниматься в гнетущей тишине, — напомнил Максим.

Гефест потянул носом. Скорбно добавил:

— Свинина остывает.

— Вот и поспеши, — не сжалился Максим.

Учитель был недоволен учеником. Фраза про трудолюбивую маму никак не давалась Гефесту. Максим вынужден был напомнить вольноотпущеннику древнюю мудрость (кажется, египетскую): «Уши ученика на его спине. Когда его секут — лучше слышит».

Гефест осмелился возразить, что сам он такой мудрости к Максиму не применял. Пожаловался:

— Во рту пересохло.

Потянулся к кувшину. Актер поспешно отодвинул заманчивый сосуд.

— Сначала повтори, что запомнил.

Гефест пошевелил губами, глядя в потолок.

— Педагог, — шепотом подсказал Тит Вибий.

Максим сочувственно кивнул:

— Да, это слово он, конечно, не вспомнит без подсказки.

Гефест несколько оживился:

— Грамматик, кафедра…

— Замечательно, — похвалил Максим. — Ты хорошо запомнил слова, перешедшие в русский язык из латыни. А что еще усвоил?

Гефест грустно созерцал остывшую свинину. Молчал.

Максим попробовал подольститься:

— Неужели человек, обучивший латыни сотни маленьких и больших строптивцев, не сумеет овладеть чужим языком?

Гефест поднатужился. Даже вспотел. Тит Вибий участливо смотрел на побагровевшую физиономию приятеля. Гефест закрыл глаза. Поглубже вздохнул. И гордо выпалил:

— Мы не рыбы. Рыбы не мы.

…Сервия оказалась ученицей более прилежной. Правда, в письме, после приветствия, она сразу переходила на латынь — щегольнула знанием русского лишь в первой фразе, но Максим был благодарен ей и за это.

Жена подробно писала о том, как скучает:

«Желая развеяться, посмотрела в театре Помпея две трагедии».

Максим только руками развел: «Н-да! Повеселилась!»

Порадовав себя таким образом и «возвратившись домой с красным носом и заплаканными глазами», Сервия продолжала развлекаться. Отправилась на праздник Луперкалий. Там она «подобно другим бездетным женщинам, так усердно подставляла руки под удары бичей, что вернулась вся исхлестанная» и теперь носит повязки.

Максим молча хлопал глазами. В Риме многого насмотрелся, но праздник Луперкалий превосходил всякое воображение. Юноши, одетые в козьи шкуры, мчались вокруг Палатинского холма, хлеща встречных широкими ремнями. От плеток полагалось бы разбегаться. Так нет, молодые римлянки рвались получить удары. Верили: исцелятся от бесплодия. «И Сервия! Казалось, благоразумная женщина!»

С трепетом принялся читать дальше.

Сервия несомненно полагала, что успокоила и порадовала мужа. Больше о себе не писала. Переходила к другим новостям.

«Тит Вибий у нас в особняке не показывается. Говорит: занят, не может вырваться ни на день».

Фраза эта породила множество воспоминаний, Максим заулыбался.

…Тит Вибий явился на Палатин и сообщил, что последует за Максимом в Германию. Мол, он римлянин и хочет посмотреть империю.

Гефест опечалился. Хромому вольноотпущеннику нечего было и мечтать о дальней поездке.

— Очень приятно — остаться в одиночестве!

— В одиночестве? Возвращайся на Авентин, сразу сотня учеников сбежится, — предложил Тит Вибий.

— На русский привалят, — вторил Максим, — время пролетит незаметно.

В благодарность за дружеские советы Гефест громко хлопнул дверью.

Следующим днем в двери постучалась молодая, бедно одетая женщина, державшая на руках близнецов. Спросила Тита Вибия.

Максим оторвался от свитков, Гефест отложил собрание речей Цицерона. Из комнаты выглянула заинтересованная Сервия. Над ее плечом мигал любопытный глаз Лавии.

— Вибий! — закричали Максим с Гефестом в один голос. — Вибий!

Гефест умолк, желая передохнуть. Максим, обученный возвышать голос, не срывая, повторил зов. Затем, любезно улыбнувшись, предложил гостье сесть. Пояснил:

— Вибий только вернулся из терм. Почивает.

И снова закричал:

— Вибий!

Гефест и Сервия его поддержали. Истошно завопили разбуженные близнецы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

300 спартанцев. Битва при Фермопилах
300 спартанцев. Битва при Фермопилах

Первый русский роман о битве при Фермопилах! Военно-исторический боевик в лучших традициях жанра! 300 спартанцев принимают свой последний бой!Их слава не померкла за две с половиной тысячи лет. Их красные плащи и сияющие щиты рассеивают тьму веков. Их стойкость и мужество вошли в легенду. Их подвиг не будет забыт, пока «Человек звучит гордо» и в чести Отвага, Родина и Свобода.Какая еще история сравнится с повестью о 300 спартанцах? Что может вдохновлять больше, чем этот вечный сюжет о горстке воинов, не дрогнувших под натиском миллионных орд и павших смертью храбрых, чтобы поднять соотечественников на борьбу за свободу? И во веки веков на угрозы тиранов, похваляющихся, что их несметные полчища выпивают реки, а стрелы затмевают солнце, — свободные люди будут отвечать по-спартански: «Тем лучше — значит, станем сражаться в тени!»

Виктор Петрович Поротников

Приключения / Исторические приключения
Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия