Главная роль

Послышалось шлепанье босых пяток по полу, и явился Тит Вибий — всклокоченный, в не подпоясанной тунике.

— К тебе, — пояснил Максим, указывая на притулившуюся в уголке женщину.

Гостья пыталась утихомирить близнецов. Тит Вибий хлопал глазами. Максим, Сервия и Гефест ждали развития событий.

Дети затихли. Женщина поднялась. Дрожащим голосом осведомилась: неужели Тит Вибий их покинет?

— Э-э-э… — промямлил Вибий.

Максим с Гефестом многозначительно переглянулись: «Ловок! Когда успел?» Судя по лицу Вибия, он был крайне озадачен.

Пока женщина заливаясь слезами, сообщала, что разлуку с ним не переживет и спрашивала, что ей, несчастной, теперь делать, Вибий скреб в затылке.

Гефест возмущенно толкнул приятеля локтем:

— Не молчи! Слышишь, как убивается?

— Я ни разу ее не видел, — растерянно зашептал Вибий.

— Понятно, было темно, — согласился Гефест.

Вибий вздохнул и собрался признать себя счастливым отцом.

Женщина, роняя слезы, сказала:

— Не уезжай. Другого такого человека нет в городе. Мы с мужем бедствуем. Когда мне пришла пора рожать, не нашлось даже денег на повитуху. Никто не хотел нам помочь. Никто, кроме тебя, хотя ты едва знал моего мужа, а меня и вовсе не видел.

Вздох облегчения Вибий больше напоминал ликующий вопль.

Сервия зевнула и скрылась в своей комнате, Максим склонился над письмами, Гефест — над речами.

— Не уезжай, — повторила женщина. — К кому нам обратиться, если снова случится беда?

Вибий кое-как успокоил и выпроводил гостью. На лестнице ее догнала Лавия и сунула в руки теплое покрывало.

Не успели хозяева расположиться за обеденным столом, как в дверях показалась супружеская чета. Эти явились благодарить за новую квартиру и привели восьмерых детей.

Инжир, финики, изюм, смоквы и орехи, поданные расторопной служанкой, были мгновенно поделены на восемь частей и исчезли в прожорливых ротиках. Умоляя Вибия не уезжать, родители отступили. Дети задержались дольше, рассчитывая на новое угощение. Двое успели подраться и разбить вазу александрийского стекла — свадебный подарок Максима Сервии. («На счастье», — объяснил Максим опечаленной жене. Сервии понравилась примета. Собирая мужа в дальнюю дорогу, преданная супруга перебила, кажется, всю посуду в доме.)

Следом пришел несостоятельный должник, избавленный от рабства. Долго благодарил и закончил тем, что попросил еще денег.

Затем пожаловала целая делегация убеленных сединами стариков. Максим с Гефестом заявившие, что хотят спокойно пообедать, нашли убежище в комнате Сервии. Вибию пришлось отбиваться от посетителей самостоятельно.

Вечером, держа на голове мокрое полотенце, Вибий недоумевал.

— Кто же им сказал, что я уезжаю?

— Невозможно догадаться, — заметил Максим, поглядывая на Гефеста.

Тот сделал равнодушное лицо.

— Старики заявили, — Вибий приподнялся на ложе, — что готовы поставить мне памятник, как знаменитому гражданину.

— На твои деньги, — подсказал Максим.

Вибий не соизволил услышать.

— Подумать только, памятник, — голос его растроганно дрогнул. — Как знаменитому гражданину!

— Разве ты можешь уехать от таких соседей?! — патетически воскликнул Гефест. — Никак не можешь!

Больше Тит Вибий не заговаривал об отъезде.

…Максим не спеша, с наслаждением читал письмо Сервии. Заново переживал свой последний день в Риме. Жена хотела проводить его до ворот, но Максим запретил: боялся слез. Они простились дома, при закрытых дверях — бессвязным, прерывистым шепотом, на смеси двух языков. Позднее, опамятовавшись, Максим сообразил, что сам говорил на латыни, а жена — на русском.

Расставшись с женой, Максим выслушал напутствия бестиария. Германец убивался. Максим отправляется к Рейнским берегам! Максим увидит великую реку и на дальнем берегу — лес. Родные земли бестиария. Как бы хотелось ему бросить все и последовать за другом.

— Бросить все? — ревниво переспросила Лавия, прижимавшая к груди младенца. — Может быть, бросить всех?

— О чем ты? — поспешно переспросил германец, поднимая на руки сына.

Максима каждый раз пронизывала дрожь, когда видел малыша в огромных лапищах бестиария. Удивлялся, как это Лавия остается спокойной. Вынужден был признать: огромные ручищи, способные узлом вязать железо, прикасались к ребенку мягче шелка и нежней пуха.

С дружищем Кастором бестиарий обошелся не так бережно, и только вмешательство Марцелла избавило Максима от серьезных увечий.

Марцелл с Игнемой вызвались пройти с ним до городской стены.

Возле Колизея Максим невольно замедлил шаг. Внимательно оглядел величественное здание: здесь он принял свой первый бой в древнем Риме.

Игнема, смеясь, вспоминала, как увидела Максима на арене со львом.

— Сразу поняла: Рим обрел нового героя.

Повернулась к Марцеллу:

— А ты не хотел ему помочь. Да еще торговался с ланистой из-за бестиария.

— Не зная, что обрету друзей и спасителей. Иначе был бы щедрее, — улыбнулся Марцелл.

Они направились дальше. Максим неохотно уезжал из Рима. Дело было не только в том, что он покидал Сервию и остальных. Рим проник в его сердце. Возможно потому, что своими арками, колоннами, квадригами напоминал другой город, любимый с детства.