Главная роль

Вряд ли Игнема расслышала его слова, она неотрывно смотрела на Сервию. Постепенно из глаз весталки исчезло обреченное выражение; лицо ее, подобно зеркалу, засияло отраженным светом.

— Марцелл жив, — тихо промолвила Игнема и закрыла глаза руками.

Сервия быстро отвернулась, накинув на голову прозрачное покрывало.

— Только не плачьте… — всполошился Максим. — Умоляю, не плачьте.

Корнелия-Игнема отвела руки от лица, глаза ее оставались сухими. Весталка, погребенная заживо и вернувшаяся с того света, не могла лить слезы.

— Я все расскажу, — начал Максим, — и вы поймете, что бояться нечего…

— Нечего бояться? — перебила Игнема. — Значит, мы можем вернуться в Рим? Сервия!

— Да, конечно! — поддержала сестра Марцелла. — Возвращаемся немедленно.

Она повернулась к Максиму, положила руки ему на грудь.

— Отдохнешь — и сразу в дорогу. Не бойся, мы не станем обузой, не задержимся в пути. Сюда приехали налегке, без вещей, так же и вернемся. У нас прекрасный экипаж, а если хочешь, поскачем верхом.

— Это будет чудесное путешествие, — вторила Игнема. — Плавно катится экипаж… Рощи наполнены шелестом листвы и редким посвистом птиц. Издалека доносится блеяние овец. Дорога вьется то среди залитых солнцем полей, то в тени лесов… Иногда на обочине можно заметить чутко замершего зайца, а порой среди деревьев мелькнет лисица, — она замолчала и улыбнулась Максиму. — Так мне рассказывала Сервия. Я никогда прежде не выезжала из Рима — до той ночи, когда мы бежали. Но тогда… Я не помню, как мы добрались до виллы.

— Не думай об этом, — быстро сказал Максим. — Все закончилось хорошо.

— И мы возвращаемся домой, — подхватила Сервия. — Я немедленно распоряжусь…

Она вскинула руки, чтобы хлопком в ладоши призвать слуг.

— Подожди, — Максим сжал ее тонкое запястье. — Не надо спешить. Прежде хорошенько отдохнем… Я устал и проголодался…

Он надеялся выиграть время и за столом осторожно втолковать женщинам, что их приезд в Рим нежелателен. Пока. Пусть император Нерва утвердится на троне, а Элиан и преторианцы выкажут надлежащую покорность.

— Я велю приготовить экипаж и только… — отозвалась Сервия, взглядом отыскивая кого-нибудь из слуг.

— Не торопись.

Женщины переглянулись и вдруг подступили к Максиму вплотную.

— Мы отправляемся в Рим, — утвердительно проговорила Сервия.

— Сегодня, — поддержала Корнелия.

— Нет, нет, — быстро возразил Максим, — лучше оставайтесь на вилле.

Сервия с Игнемой вновь посмотрели друг на друга, а затем на Максима — долго и пристально. Под этим взглядом актеру стало неуютно.

— Значит, ничего еще не кончено, — горько промолвила Сервия, опускаясь на табурет.

— Почему ты не скажешь правду? — упрекнула Игнема. — Нам хватит сил выслушать. Мы…

— Игнема, я знаю… — Максим безнадежно помотал головой и взмолился: — Дайте мне чашу вина. В горле совсем пересохло.

— Снова расстанемся… — безнадежно прошептала Сервия. — Когда ты уедешь?

— Могу остаться до вечера, — постарался жизнерадостно ответить актер.

— До вечера? — Ее голос дрогнул.

Но, не желая расстраивать Максима, Сервия тут же заговорила о другом.

— Все время забываю: ты голоден и должен отдохнуть.

Она призвала управителя.

Извиваясь от смущения, старый раб залепетал, что хозяйка не предупредила о приезде гостя заранее, поэтому никаких изысканных кушаний он подать не может. Максим поторопился вмешаться.

— Я готов довольствоваться малым, лишь бы поскорее.

Управитель, ободрившись, заверил, что все будет подано мгновенно. Потом, поймал взгляд хозяйки, клятвенно пообещал, что расстарается и найдет, какими блюдами удивить и порадовать гостя.

Усердие старого раба передалось остальным слугам, и вокруг Максима закрутился вихрь. Этим вихрем его увлекло в термы, потом в триклиний[34].

Окна летнего триклиния смотрели на море, доносился плеск волн. Сервия полулежала за столом. Максим занял место рядом с ней, Корнелия — по другую сторону стола. Виночерпий наполнил чаши. Максим смотрел, как золотистая струя льется в чаши. Актер не мог поверить, что лишь сутки назад выбрался из темницы. Вспомнил холод каменных стен, мрак и тишину подземелья.

Сервия резко вскинула руку, веля рабам задернуть занавесь и скрыть водяные часы. Она не желала вспоминать о неумолимом времени.

Неумолчно пели волны, солнечная рябь скользила по потолку триклиния, золотилось вино в чашах, густой аромат источали поздние розы, наспех срезанные садовником и брошенные под ноги пирующих самим управителем.

Сервия с Игнемой одновременно подняли кубки и выплеснули чуть не все вино — в жертву богам. Максим последовал их примеру, чувствуя, что и ему нужно как следует поблагодарить судьбу. Затем они молча отпили по оставшемуся глотку, заново переживая и опасность, и невероятное избавление.

Максим думал: Сервия удалит слуг, чтобы поговорить без помех. Но обе женщины терпеливо ждали, пока дорогой гость подкрепится. Лишь когда была подана последняя перемена блюд, рабов отпустили.

— Расскажи, что случилось в Риме, — попросила Игнема.