Главная роль

Обернувшись, указал на Максима. Нерва впился в него взглядом. Актер молча поклонился. Марцелл продолжал его расхваливать.

— Заслуживает полного доверия. Способен думать и действовать. Может угадать опасность, вмешаться, предотвратить беду. Одобрить и поддержать разумное начинание. Ты уже слышал о нем. Это прорицатель.

— Прорицатель?!

Нерва уставился на актера. Смотрел, откинув голову, как смотрят дальнозоркие люди. Смотрел со страстным любопытством.

— Это ты предсказал гибель Домициану?

Максим кивнул.

— Как же прочел его судьбу?

— Без труда.

«Что посеешь — то пожнешь». Максим от волнения никак не мог перевести простую пословицу. Глагол «сеять» помнил, а вот глагол «жать»… Сказал:

— Растет посеянное.

Нерва понял. Обернулся к Марцеллу:

— Благодарю. И больше не удерживаю.

В тоне императора звучало явное: «Можешь идти работать». Марцелл беспрекословно повиновался. Максим остался с императором. Нерва быстро обратился к нему:

— Говорят, ты угадал мое возвышение?

— Да.

— Вот как. Удивительно, — бледные губы Нервы сложились в насмешливую улыбку. — Конечно, я занимал почетные и ответственные должности. Дважды был удостоен консульского звания. Но даже в самых дерзких мечтах не воображал себя повелителем мира.

— Значит, тебе и можно доверить власть.

Нерва снова улыбнулся:

— Тебе открыто будущее… Скажи…

Нерва на мгновение умолк. Максим молча ждал, пытаясь понять, чего именно добивается от него император.

— Я римлянин, — сказал Нерва. — Хочу знать, принесу ли благо Риму.

Максим округлил губы, но вовремя удержался от свиста. Когда в институте они проходили древнюю историю, он как раз ухаживал за своей первой женой. До занятий ли тут было? Потом, правда, принялся за историю Рима самостоятельно. Максим ясно представил страницу учебника. Нерве там было уделено ровно два абзаца. Предыдущая глава была посвящена злодеяниям Домициана, последующая — подвигам Траяна.

«Вспомнить бы хоть слово! Говорили тебе: учись, невежда, учись!» Максим попытался рассуждать здраво. Если Нерве уделено так мало места в учебниках, значит, никаких потрясений Рим при нем не переживал. Протекали те мирные дни, которые вспоминаются потом, как высшее счастье.

Максим лихорадочно искал слова. Что сказать цезарю? «Дашь Риму долгожданный покой»? Тут он вспомнил суматоху на Палатине. Нет, покоя римлянам Нерва никак не даст. «Так ведь и Домициан не давал покоя. Никто при нем не был спокоен ни за жизнь свою, ни за имущество. Домициан умерщвлял Рим. Значит, Нерва…»

И Максим торжественно обещал:

— Оживишь Рим.

Император испытующе посмотрел на него.

— Известно, за дурное предсказание можно поплатиться головой. Не всякий осмелится сказать правду.

— Домициану я сказал правду, — спокойно возразил Максим.

— Верно, прости.

Император улыбнулся и как-то удивительно легко выпрямился. Спросил:

— Желаешь остаться при мне?

— Да, желаю.

Нерва щелкнул пальцами.

— Аргуса сюда.

Раб метнулся к двери. И тотчас в комнату ворвался плотный седой мужчина. На ходу он давал указания слуге, семенившему следом. Тот спешно записывал. Седой мужчина подскочил к столу и вывалил на него груду свитков.

В глазах Нервы полыхнул огонь. В одно мгновение император катапультировался с ложа. Вцепился в свитки, как скряга — в золото. Не отрывая глаз от написанного, пальцем указал на Максима:

— Мой новый секретарь. Устроить. Приставить к делу.

…Оказавшись в коридоре, Максим едва не был оттеснен толпой, мчавшейся за Аргусом по пятам. Вольноотпущенник не сбавлял шага, и преследователи перешли на рысь. Более всего Максима удивляло, как мгновенно Аргус вникал в суть. Явно умудрялся держать в памяти сотни дел. За время короткой пробежки от императорских покоев до комнат, где обитали доверенные слуги, Аргус успел выяснить, каков разлив Нила и следует ли ждать хорошего урожая; спокойна ли британская граница; распорядиться о перемещении нескольких когорт на Рейне; известить — от имени императора — о назначении войсковыми трибунами[35] в дунайские легионы…

— Тебе бы крылатые сандалии Меркурия, — сказал Максим, когда Аргус повернулся к нему.

Вольноотпущенник покривил губы в улыбке. Выпалил:

— Ты секретарь. Являешься к императору во втором часу[36]. Приводишь просителей. Находишься подле цезаря. Слушаешь просьбы, записываешь, напоминаешь цезарю.

Максим проделал в уме вычисления — к римскому счету времени уже привык. Второй час — это около шести утра. Рано же начинается «рабочий день» Нервы! Актер вздохнул. Выходит, сам он должен подняться около пяти, еще до зари.

Как секретарь императора, Максим получил в свое распоряжение отдельные комнаты и нескольких слуг. Оставшись в одиночестве, устало привалился к стене. Итак, ему предстояло сыграть секретаря. А он едва умел читать и писать по-латыни!

Максим немедленно послал за Гефестом.

* * *