Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

Самое громкое «дело», которое привело Маяковского в Бутырскую тюрьму, было организовано подполковником фон Коттеном, возглавлявшим Московское охранное отделение. Об этом написал в воспоминаниях Владимир Фёдорович Джунковский, бывший глава корпуса жандармов, ставший в советское время советником Феликса Дзержинского.

О том, что Владимир Джунковский не только жив и здоров, но и даёт советы главе ГПУ, Маяковский, конечно же, не знал. Поэтому дело, сфабрикованное царской охранкой, стало главным козырем поэта, пришедшего работать на Лубянку.

На составление автобиографических заметок «Я сам» много времени не потребовалось. Вскоре они были написаны, и их можно было опубликовывать.

Друзья поэта

Покинувший Дальний Восток поэт-футурист Пётр Незнамов ту пору описал так:

«В середине сентября 1922 года я приехал в Москву и поселился в помещении Вхутемаса на улице Кирова, тогда ещё Мясницкой.

День был не по-осеннему жаркий. По улицам несло мелкий пёстрый сор. Здания ещё ждали ремонта, краска на них облупилась. На углах торговали с лотков оборотистые приобретатели, так и не ставшие Морозовыми и Прохоровыми. Звонкое имя "Моссельпром "звенело в ушах.

В Сокольниках играли в футбол. На Сухаревке стояла протолчённая толпа народа: здесь на ходу срезали подмётки. Длинный книжный развал около МГУ привлекал молодёжь; студенты поражали худобой и неистребимой весёлостью. За заставами дымила индустриальная Москва.

Вскоре я вместе с Родченко, Асеевым, художником Пальмовым и другими товарищами уже был в Водопьяном переулке, узеньком и коротком, в двух минутах ходьбы от Вхутемаса.

Передняя-коридор была длинна, узка и тесна от заставленных вещей: в квартире жило несколько семей…

Тут я познакомился с Владимиром Владимировичем. С О.М.Бриком я познакомился ещё на вокзале».

Приехавшего в Москву Петра Незнамова Николай Асеев охарактеризовал так:

«Он был даровитый поэт, принципиально преданный существовавшей тогда среди нас „фактографии“, то есть обязанности отражения действительности, в противоположность работе фантазии, выдумки, воображения. <…> Маяковский, а вслед за ним и я не очень усваивали эту теорию, главным пропагандистом которой являлся Сергей Михайлович Третьяков…»

Поэт-фактограф Незнамов оставил нам портрет лидера комфутов:

«Маяковский тогда ходил остриженный под машинку – высокий, складный человек, хорошо оборудованный для ходьбы, красивый и прочный, выносливый, как думалось мне, на много десятилетий вперёд. В каком он был костюме – не помню, но казался вросшим в него, и костюм был рад служить этому органически опрятному человеку…

Ничего от «тигра», на чём настаивал Бурлюк, в нём не было, скорей что-то «медвежатное», если принять в расчёт всем известную элегантную "неуклюжесть " его».

Пётр Незнамов обратил внимание и на распределение «ролей» в футуристском тандеме Маяковский– Брик: принимая гостей в Водопьяном переулке, Владимир Владимирович, как правило, говорил мало:

«… он как бы отдыхал от дневного перерасхода энергии по издательствам, редакциям, дискуссиям, давая передышку своей неуёмности, своей нетерпеливой силе.