В течение полутора дней будет продолжаться их бодрый марш, пока наконец отряд не прибудет в точку слияния двух рек, Киломберо и Руфиджи, где на приколе стоит комиссарский паровой катер.
Когда строения города Махенге пропали у них за спиной, герр Флейшер расслабился, а также расслабил мышцы, чтобы они удобнее легли по форме седла.
– Ну что, ты все правильно понял? – без особой уверенности спросил Флинн.
За последние восемь дней совместной охоты ему так и не представилась возможность убедиться в том, что Себастьян способен исполнять ряд простейших заданий, не внося в них каких-нибудь собственных, поистине поразительных изменений.
– Итак, повторяю: идешь вдоль берега вниз по течению до острова и грузишь слоновую кость на корабль. Потом возвращаешься со всеми лодками, забираешь следующую партию.
Флинн помолчал, предоставляя Себастьяну возможность переварить эти слова в рыхлых тканях его мозгов, и только потом продолжил:
– И ради всего святого, не забудь про джин.
– Слушаюсь, старина, – прозвучал ответ.
За эти восемь дней у Себастьяна отросла черная борода, облупилась кожа на опаленном солнцем кончике носа, и он уже почти освоился с ролью браконьера-охотника за слоновой костью. Широкополая фетровая шляпа, которую Флинн одолжил ему на время, была нахлобучена до ушей, острые как бритва листья слоновьей травы изрезали обе штанины в клочья и сняли весь глянец с его сапожек. Кожа на запястьях, а также особенно мягкая за ушами распухла и была усеяна воспаленными пятнышками многочисленных укусов кровососущих, которые на славу попили его кровушки. Зато на этой жаре Себастьян, принужденный постоянно двигаться, несколько сбросил вес и сейчас был строен, поджар и выглядел довольно сурово.
Они стояли на берегу Руфиджи под обезьяньим каштаном и смотрели, как идет погрузка на долбленки последних бивней. В жарком, и без того насыщенном испарениями воздухе стояла еще и вонь фиолетово-зеленоватых бивней, которой теперь Себастьян почти не замечал, – за последние восемь дней столько было набито слонов, что зловоние, издаваемое слоновой костью, казалось ему естественным, как моряку запах моря.
– Когда завтра утром вернешься сюда, ребята успеют притащить последние бивни. Корабль у нас будет полный, и ты можешь спокойно идти на Занзибар.
– А ты как? Останешься здесь, что ли?
– Это, черт побери, вряд ли. Быстренько смоюсь отсюда домой, в Мозамбик.
– А не проще ли плыть с нами на корабле? Пешком добираться почти две сотни миль.
Себастьян искренне беспокоился за Флинна: за последние дни он стал испытывать подлинное восхищение этим человеком.
– Видишь ли, тут такое дело… – начал Флинн и нерешительно замолчал.
Да, сейчас, пожалуй, не время беспокоить Себастьяна разговорами о том, что возле устья Руфиджи его уже поджидают немецкие канонерские лодки.
– Мне надо вернуться к себе потому, что… – Флинн O’Флинн снова замолчал, но тут вдруг в голове мелькнула спасительная мысль, и его охватило вдохновение. – Потому что у меня там осталась маленькая дочь… бедняжка совсем одна.
– У тебя есть дочь? – удивленно спросил Себастьян.
– Да, представь себе, будь я проклят, у меня есть дочь, – ответил Флинн, и на него вдруг нахлынуло чувство отеческой любви и долга. – Да-да, бедняжка там у меня совсем одна.
– А когда мы снова встретимся?
Мысль о том, что он расстается с Флинном, что он тоже теперь останется один и ему придется в одиночку искать способы, как добраться до Австралии, печалила Себастьяна.
– Ты понимаешь, – Флинн старался говорить как можно более мягко, – я как-то об этом еще не думал.
Но это была неправда. За последние восемь дней Флинн только и думал об этом. Расставаясь с Себастьяном Олдсмитом навсегда, ему очень хотелось хотя бы помахать ему на прощанье рукой.
– А разве нельзя было бы… – На посмуглевших от солнечного загара щеках Себастьяна проступил легкий румянец. – Разве нельзя было бы… как бы это сказать… объединиться и работать вместе? Ты бы мог меня взять как бы учеником, что ли.
Услышав такое, Флинн сощурился. При мысли о том, что Себастьян постоянно будет таскаться за ним хвостом и палить из его винтовки направо и налево, он пришел в ужас.
– Ну что ж, Бэсси, мой мальчик… – Он положил на плечо Себастьяна свою толстенную ручищу. – Для начала ты уж доставь эту старую посудину в Занзибар, и старина Кебби Эль Кеб заплатит тебе твою долю. А потом напиши мне, хорошо? Как тебе эта мысль? Напишешь, и мы с тобой все это обмозгуем.
Себастьян радостно улыбнулся:
– Я бы очень этого хотел, Флинн. Честное слово, очень хотел бы.
– Вот и ладно, а пока давай отправляйся. Да не забудь про джин.
Небольшая флотилия нагруженных слоновой костью лодок-долбленок отчалила от берега, и их подхватило течение реки. На носу передней, сжимая в руках двустволку, плотно, до самых ушей натянув шляпу на голову, стоял Себастьян. В лучах вечернего солнца весла равномерно опускались в воду и снова поднимались, сверкая каплями воды; подгоняемые течением лодочки устремились к первому повороту.