– Ja![23]
– торжествующе воскликнул Флейшер и, выхватив парабеллум, направил его на лежащего в воде человека. – Наконец-то!Держа пистолет обеими руками, он тщательно прицелился.
Раздался сухой, как щелчок, звук выстрела, и пуля шлепнула по воде в футе от головы Флинна. Флейшер разочарованно что-то прорычал.
Наполнив полные легкие воздуха, Флинн нырнул под воду. По-лягушачьи загребая здоровой ногой и волоча за собой раненую, он повернул по течению и поплыл. И плыл под водой до тех пор, пока не почувствовал, что еще секунда – и он больше не выдержит. За плотно сомкнутыми веками перед глазами его пошли, вспыхивая и переливаясь, разноцветные пятна. И тогда он вырвался на поверхность. Флейшер стоял на берегу, дожидаясь этого момента, а вместе с ним и дюжина его верных псов-аскари.
– Вот он! – воскликнул немец, увидев, как Флинн, словно кит из водной пучины, показался на поверхности.
Затрещали винтовочные выстрелы, пули хлестали, подскакивая на воде и с визгом пролетая у него над головой.
– Целься, целься точнее!
Отчаянно вскрикивая и подвывая, Флейшер бешено палил из своего парабеллума. Вот голова Флинна скрылась под водой, а вместо нее на поверхности на секунду мелькнули белоснежные ягодицы: он снова нырнул. Захлебываясь от злости, Флейшер обратил свой гнев и ярость на теснившихся вокруг него аскари.
– Свиньи! Глупые черномазые свиньи!
Пустым пистолетом он с размаху ударил ближайшего по голове, и тот рухнул на колени. Остальные, занятые тем, что увертывались от порхающего по воздуху в руке Флейшера пистолета, не сразу уловили момент, когда голова Флинна снова показалась на поверхности. А когда вновь открыли беспорядочную стрельбу, пули уже поднимали фонтанчики на воде не ближе чем в десяти футах от мелькающей головы беглеца. Флинн снова нырнул.
– Вперед! Догнать его!
В погоню за Флинном Флейшер погнал впереди себя стадо аскари, семеня за ними по берегу реки. Они пробежали ярдов двадцать, не встречая особых препятствий, но скоро столкнулись с участком болота, с трудом преодолели его, но дальше перед ними сплошной стеной встали заросли слоновьей травы. Они нырнули в гущу ее и обнаружили, что теперь поверхность реки больше не видна.
– Schnell! Schnell![24]
Уйдет! – задыхаясь, орал Флейшер.Но тут ноги его запутались в крепких стеблях, и он со всего маха шмякнулся на землю прямо в грязь лицом. Двое из его верных аскари подняли его на ноги, и вместе они заковыляли дальше, пока дебри высокой травы не закончились; преследователи оказались на берегу речной излучины, откуда открывался вид на тысячу ярдов вниз по течению.
Громкие выстрелы подняли со своих мест тучи птиц, и теперь их испуганные стаи беспорядочно метались в воздухе над зарослями тростника. Тревожные крики пернатых сливались в неприятно режущий ухо хор, нарушая благостную тишину рассветного утра. Кроме них, кругом больше не видно было ни единого живого существа. От одного берега до другого на изгибающейся водной глади реки виднелось лишь несколько плавающих островков папирусной травы да множество плотных, спутанных сгустков растительности, оторванных течением и неторопливо дрейфующих к морю.
Тяжело дыша, Герман Флейшер сбросил с себя руки двух услужливо поддерживающих его аскари и лихорадочно стал обшаривать взглядом водную поверхность, надеясь увидеть мелькающую на ней голову Флинна.
– Куда же он пропал? – в отчаянии прошептал он.
Дрожащими пальцами он вставил в магазин парабеллума новую обойму.
– Куда же он пропал? – повторил комиссар еще раз.
Но ни один из его аскари не рискнул привлечь к себе внимание, решившись ответить на этот вопрос.
– Он должен быть где-то с этой стороны!
Ширина Руфиджи здесь была не менее полумили, и Флинн не мог переплыть реку всего за несколько минут с того момента, когда они видели его в последний раз.
– Обыскать берег! – приказал Флейшер сержанту. – Найти его!
Сержант с облегчением повернулся к своим подчиненным, быстро разбил их на две группы и выслал на поиски вверх и вниз по течению реки.
Флейшер медленно вернул пистолет обратно в кобуру, защелкнул клапан, потом достал из кармана носовой платок и вытер лицо и шею.
– Пошли! – рявкнул он в сторону сержанта и двинулся обратно к лагерю.
Добравшись до лагеря, он увидел, что его люди успели установить складной столик со стулом. В еще тлеющий костерок Флинна вдохнули новую жизнь, и туземный повар из тех же аскари уже готовил завтрак.
Сидя за столиком в расстегнутом на груди кителе и зачерпывая ложкой овсяную кашу с диким медом, Флейшер поймал себя на том, что еда, а также приятное воспоминание о радикальном характере, с которым была исполнена экзекуция четырех захваченных пленных, поднимает ему настроение.