Глаз тигра. Не буди дьявола

Под постоянным и яростным напором ветра волнение поднималось быстрее, чем мог представить себе Себастьян. Еще несколько минут – и волны стали обрушиваться на плотик с такой чудовищной силой, что, казалось, еще немного – и дух из груди вылетит вон. Волны накрывали людей полностью, и плавучий плотик уходил под воду до тех пор, пока подъемная сила вновь не тащила его на поверхность, угрожая перевернуть, и в облаке капель людям снова удавалось немного глотнуть воздуху.

Дожидаясь редких минут затишья, Себастьян постепенно, дюйм за дюймом, перебрался через всю палубу к Флинну.

– Ну что, держишься?! – прокричал он.

– Держусь помаленьку, – успел ответить Флинн, и очередная волна накрыла их с головой.

– Как нога?! – захлебываясь, крикнул Себастьян, когда их снова вынесло на поверхность.

– Ради бога, хватит болтать! – ответил тот, и они снова ушли под воду.

Темно было, хоть глаз выколи, в небе ни звездочки, ни лунного серпика, но каждая струя воды, обрушиваясь на них, сверкала тусклым и злорадным фосфоресцирующим свечением, предупреждая, чтобы они набирали в легкие побольше воздуху и покрепче цеплялись сведенными судорогой пальцами в планки палубы.

Себастьяну казалось, что уже целую вечность он пребывает в полном мраке, под мощными ударами ветра и обезумевших морских волн. Ощущение холода, от которого ломило все тело, притупилось, но он привел к общему оцепенению организма. В голове не осталось ни одной ясной мысли; и когда совсем уж большая волна обрушилась на них и до слуха его донесся треск отрываемой доски и растерянный вопль смытого в пучину ночного моря араба, этот звук уже для него ничего не значил.

Два раза его тошнило и рвало водой, которой он успел наглотаться, но во рту она не имела никакого вкуса, и Себастьян равнодушно наблюдал, как она течет по подбородку, стекает теплой струей на грудь и ее смывает ударом очередной волны.

Глаза его жгло жесткой щеткой швыряемых ветром брызг, но боли он тоже не чувствовал, только моргал, как сова, глядя на очередную приближающуюся волну. Через некоторое время ему стало казаться, что зрение прояснилось, и он медленно повернул голову к Флинну. В темноте лицо его напоминало лицо прокаженного. Это озадачило Себастьяна, он улегся на палубу и стал думать об этом, но ничего не придумал, посмотрел вдаль, поверх приближающейся следующей волны, и в небе сквозь валы темных туч увидел проблески приближающегося утра.

Он попытался заговорить, но распухшее от соленой воды горло не пропустило ни единого звука, а онемевший язык ощущал лишь слабое пощипывание. Потом сделал еще попытку.

– Рассвет приближается, – прохрипел наконец Себастьян, но тело неподвижно лежащего рядом Флинна ничем не отличалось от окоченевшего трупа.

Над серыми водами обезумевшего океана постепенно светало, но несущие ненастье черные тучи продолжали отчаянно сопротивляться приходу нового дня.

В своем яростном безумии море теперь казалось еще ужаснее. Каждая глянцевато-серая гора с развевающимся, похожим на султан этрусского шлема гребнем на вершине, высоко вздымаясь над утлым плотиком, на несколько секунд прикрывала его от злобного ветра, потом скользила вниз, обрушиваясь сама на себя в хаотическом реве и грохоте мечущейся водной массы.

И каждый раз люди на плотике плотно прижимались к доскам палубы и тупо ожидали удара в страхе быть навсегда погребенными в этой белой пучине.

Один раз плотик взлетел особенно высоко по наклонной плоскости штормовой волны, и Себастьян смог осмотреть плотик. Холст паруса, веревки, кокосовые орехи и все остальное жалкое имущество, которое им удалось собрать, смыло. Обезумевшее море оторвало многие доски настила, обнажив металлический каркас плота, сорвало обшивку, остались лишь какие-то пропитанные влагой лохмотья. Из семи человек, спасшихся на плотике и еще вчера надеявшихся добраться до суши, остались только сам Себастьян, Флинн, Мохаммед и еще один, а остальные трое пропали, их поглотила ненасытная морская пучина.

Потом их снова накрыло, плот завертелся и заплясал на волнах, – казалось, еще совсем немного – и он перевернется и пойдет ко дну.

Себастьян первым почувствовал перемену – поведение волн изменилось: они стали круче, шли одна за одной и гораздо ближе друг к другу. Потом сквозь неистовый шум шторма донеслись новые звуки: казалось, где-то через неравные интервалы стреляет пушка, причем каждый раз с разным зарядом пороха. До него вдруг дошло, что он слышит эти звуки уже давно, но только теперь они проникли в его усталый, измученный мозг.

Себастьян поднял голову – каждый нерв его существа противился этому движению. Огляделся, но кругом перед ним раскинулось лишь бесконечное море в виде ряда надвигающихся серых водяных стен, ограничивающих его кругозор всего пятьюдесятью ярдами. И все же этот нестройный звук – бум, бу-бум, бум – раздавался теперь все громче и настойчивей.