Глаз тигра. Не буди дьявола

Через два часа воздух в помещении был полон пыли от разбитой штукатурки, они оба, мокрые от пота, ругались на чем свет стоит. От стены сейф они оторвали, он теперь валялся на полу посреди кабинета. Двое стрелков Флинна колотили по нему кувалдами, а Себастьян, орудуя ломом, трудился над шарнирными петлями, но по их лицам было уже отчетливо видно, что последние капли энтузиазма у них неуклонно иссякают. Себастьяну удалось лишь оставить на металле несколько ярких царапин. Сам Флинн сидел за рабочим столом комиссара, уверенно приводя себя в состояние яростного отчаяния, – за последний час его собственный вклад в атаку на сейф исчерпывался поглощением половины бутылки шнапса, которую он нашел в ящике стола.

– Бесполезно, Флинн, – сказал Себастьян, убирая со лба липкие от пота волосы и то и дело облизывая пузыри на ладонях. – Придется бросить это дело и забыть.

– Ну-ка отойди! – заорал Флинн. – Я сейчас одним выстрелом открою этот чертов ящик!

Дико вращая глазами, он встал из-за стола, сжимая в руках свою двустволку.

– Погоди! – крикнул Себастьян, и с остальными оруженосцами они рассыпались кто куда в поисках убежища от картечи.

В ограниченном пространстве кабинета выстрелы тяжелого ружья гремели оглушительно, пороховой дым смешивался со штукатурной пылью, пули отскакивали от металлической оболочки сейфа, оставляя на нем длинные свинцовые мазки, и с воем летели прочь, застревая в полу, стенах и мебели.

Эта силовая акция, похоже, утихомирила Флинна. Он утратил к сейфу всякий интерес.

– Пойдем поищем чего-нибудь перекусить, – кротко сказал он, и они толпой двинулись искать кухню.

Флинн выстрелом выбил замок, и, как только они оказались в кладовой Германа Флейшера, им показалось, что перед ними открылась сама пещера Аладдина, полная всего, что может послужить утехами плоти. С потолка свисали окорока, копченые сардельки, колбасы, здесь были бочки солонины, стеллажи круглых жирных сыров, ящики с отборным пильзенским пивом, ящики с бутылками коньяка, пирамиды с консервированными трюфелями, головками спаржи, паштетами, креветками, грибами, оливками в масле и прочими деликатесами. С благоговейным изумлением они оглядывали все это изобилие и не сразу вошли в помещение. И всей толпой набросились на сокровищницу Германа Флейшера, выбирая себе еду каждый сообразно своему вкусу. Стрелки выкатили бочку соленой свинины, Себастьян достал свой охотничий нож и принялся открывать консервы, а Флинн сразу двинулся в угол, где стоял ящик штейнхегера[35].

Им понадобилось целых два часа целеустремленной еды и питья, чтобы достичь точки полного насыщения.

– Ну что, нам бы сейчас лучше двинуться дальше, – сказал Себастьян и тихонько рыгнул, на что Флинн, глядя на него осоловелыми глазами, согласно кивнул и тут же пролил себе на охотничью куртку немного штейнхегера. Он вытер ее ладонью и облизал мокрые пальцы.

– Ага! – сказал он. – Пока Флейшер не вернулся домой, лучше сматываться отсюда. – Он посмотрел на Мохаммеда. – Для каждого носильщика подготовить груз еды по полной выкладке. Что не сможем унести, свалить в отхожее место.

Соблюдая большие предосторожности, он встал.

– Я сейчас пойду осмотрюсь… не забыть бы нам чего-нибудь важного.

Слегка покачиваясь, но не теряя достоинства, Флинн прошел сквозь дверной проем.

Зайдя в кабинет Флейшера, он немного постоял, сердито разглядывая неприступный сейф. Тащить его на себе… тяжеловато будет, это точно… С большим сожалением отказавшись от этой идеи, Флинн огляделся в поисках чего-то такого, что могло бы утешить, притупить его досаду.

Над входной дверью висел цветной эстамп с портретом кайзера: в полной парадной форме император сидел верхом на великолепной боевой лошади. Флинн взял на столе чернильный карандаш, подошел к картине. Сделав десяток с лишним карандашных штрихов, он радикальным образом изменил взаимное положение между лошадью и всадником. А потом, не переставая хихикать, на белой стене под картиной печатными буквами написал: «Кайзер любит лошадей».

Шутка показалась ему столь остроумной, что он не мог не позвать Себастьяна полюбоваться работой.

– Вот что называется настоящей утонченностью, Бэсси, мой мальчик. Всякая хорошая шутка должна быть утонченной.

Граффити Флинна показались Себастьяну не более утонченными, чем нападение разъяренного носорога, но он все-таки посчитал своим долгом одобрительно посмеяться. Его реакция вдохновила Флинна к дальнейшим опытам в остроумии. Он позвал двух оруженосцев и заставил их притащить из нужника бак, и под его руководством они закрепили его над приоткрытой дверью спальни Германа Флейшера.

Через час, тяжело нагрузившись трофеями, диверсионный отряд покинул Махенге и выступил в путь, первый из целого ряда этапов форсированного марша в направлении реки Рувума.

37