Ведущий тихонько втянул ноздрями воздух и свернул в сторону от пропадающей в роще звериной тропы. Легко ступая, что казалось удивительным для таких крупных животных, антилопы обогнули рощу, потопали дальше вверх по склону и растворились в зарослях колючего кустарника.
– Он здесь, – прошептал Мохаммед. – Антилопы увидели его и ушли.
– Да, – согласился Флинн. – В таких местах днем он любит устраивать отдых.
Он уселся поудобней в развилке дерева м’банга, на безопасной высоте десяти футов, и стал всматриваться в густую рощу в трехстах ярдах, за открытым, заросшим травой лугом. Держащие бинокль руки Флинна от выпитого джина и волнения дрожали, его бросило в жар, по щеке покатилась первая капля пота, щекоча, словно по коже ползло насекомое. Он раздраженно вытер ее.
– Мудрый человек оставил бы его в покое и ушел бы подальше, пока не поздно, как сделали эти антилопы, – подал свое мнение Мохаммед.
Он стоял, прижавшись к стволу дерева и прижимая к груди винтовку Флинна. Флинн ничего не сказал в ответ. Он смотрел в бинокль, медленно проводя им по роще.
– Наверное, спрятался в чаще, отсюда не видно.
Флинн перекинул ногу и сполз по стволу к Мохаммеду. Взял у него винтовку, проверил заряд.
– Оставь ты его в покое, Фини, – тихонько уговаривал его Мохаммед. – От этого все равно толку не будет. Мы не сможем утащить его бивни.
– Оставайся здесь, – велел ему Флинн.
– Фини, германец тебя услышит. Он сейчас близко, очень близко.
– Да не стану я стрелять. Просто должен его снова увидеть, вот и все. А стрелять не стану.
Мохаммед достал из рюкзака бутылку джина и протянул Флинну. Тот сделал глоток.
– Стой здесь, – повторил Флинн голосом, охрипшим от налитого в бутылку неразбавленного спирта.
– Будь осторожен, Фини. Он ведь старый, норовистый… так что ты поосторожней там.
Мохаммед смотрел, как Флинн выходит на поляну. Шел он медленно, неторопливо, как человек, явившийся на встречу в заранее оговоренное время. Вот он добрался до рощи и, не останавливаясь, вошел в нее.
Взрыхляющий Землю спал стоя. Маленькие глазки его были плотно закрыты морщинистыми веками. По щекам сочились слезы, оставляя длинный темный след, и над ними кружилась прозрачная кисея гнуса. По плечам свисали изорванные уши, как боевые знамена в безветренный день. Упершиеся в землю бивни, как костыли, поддерживали его старую шишковатую голову, а между ними свисал тяжелый, серый и вялый хобот.
Флинн увидел слона и, огибая стволы деревьев, двинулся прямо к нему. Вся обстановка казалась нереальной: золотистые лучи низкого солнца проникали сквозь ветки и, отражаясь от листьев, мерцали и переливались зеленоватой дымкой. И сама роща так и звенела непрерывным хором цикад.
Флинн сделал крюк и, оказавшись нос к носу со спящим слоном, подобрался еще ближе. Не доходя до него десятка шагов, он остановился. Стоял перед ним, широко расставив ноги, винтовку держал наготове у бедра и, закинув назад голову, разглядывал огромную тушу старого самца.
До самой этой минуты Флинн был все еще убежден, что стрелять не станет. Он пришел, чтобы всего только посмотреть на него разок, но, увы, эта мысль оказалась тщетной, как обещание алкоголика сделать всего только глоточек. Флинн уже чувствовал затеплившийся у него в мозгу огонек безумия, пламя которого разгоралось все жарче, охватывая весь организм, наполняя его, как сосуд вином. Пламя уже подступило к горлу… Флинн попытался удержать его там, но, помимо собственной воли, руки его уже поднимали винтовку. Вот приклад уперся в плечо. Тут Флинн вдруг с удивлением, словно со стороны, услышал чей-то голос – этот голос столь отчетливо прозвенел по всей роще, что цикады мгновенно умолкли. Это был его собственный голос, он сам завопил наперекор сознательному намерению.
– Ну давай же, давай! – кричал он.
И слон рванул с места в карьер. Прямо на него, как черная скала, оторванная от горы взрывом динамита. Он видел этот бросок через прицел винтовки, видел, глядя на мушку, которая твердо застыла в самом центре бугристого лба старого самца, между его глазами, где в основании хобота пролегла глубокая поперечная складка кожи.
Прогремел оглушительный выстрел и, отражаясь от толстых стволов хинных деревьев, рассыпался на тысячу отголосков. Слон был убит наповал. Ноги его подогнулись, увлекаемый вперед силой инерции, он полетел кувырком, как мощная лавина из костей, мяса и длинных бивней.
Флинн, как ловкий матадор, тремя быстрыми прыжками отскочил в сторону, однако один бивень все-таки настиг его. Он ударил его в бедро с такой силой, что Флинна отшвырнуло на двадцать футов, винтовка, вращаясь, выскользнула у него из рук, он шмякнулся на землю, покатился по мягкой, устланной толстым слоем всякого сора и лиственного перегноя почве и застыл, нижней половиной туловища вывернувшись под немыслимым углом к верхней. Его хрупкие, старые кости переломались, как тонкий фарфор, шар бедренного сустава выскочил из гнезда, а кости таза полностью раздробило.