Глаз тигра. Не буди дьявола

Лежа лицом вниз, Флинн даже слегка удивился, что не чувствует никакой боли. Он ощущал лишь, как зубчатые края костей скребутся один о другой, при малейшем движении глубоко впиваясь в мышцы, но никакой боли не чувствовал вообще.

Медленно, подтягиваясь на локтях вперед, Флинн пополз к туше старого самца, а за ним по земле волочились уже бесполезные ноги.

Наконец дополз и одной рукой коснулся пожелтевшей колонны бивня, который его изуродовал.

– Ну вот, – прошептал он, поглаживая гладкую его поверхность так же нежно, как мужчина в первый раз прикасается к своему первенцу-сыну. – Ну вот, наконец-то ты мой.

И вот тогда он впервые почувствовал боль, закрыл глаза и съежился, прижавшись к огромной, мертвой, остывающей туше существа, которое прежде звали Взрыхляющим Землю. Боль звенела в его ушах, как оглушительное пение бесчисленного множества цикад, но он все-таки сумел расслышать голос Мохаммеда:

– Фини. Это было очень неблагоразумно.

Он открыл глаза, увидел озабоченное обезьянье лицо Мохаммеда.

– Позови Розу, – прохрипел он. – Позови нашу Долговласку. Скажи, чтоб пришла ко мне.

Флинн закрыл глаза и снова закачался на волнах боли. Интенсивность ее и темп постоянно менялись. Сначала боль звучала как барабаны, тамтамы, стучащие где-то глубоко в недрах организма. Потом становилась похожа на море, и он раскачивался на вздымающихся и вновь опадающих волнах страшных страданий. Снова наступила ночь, холодная, черная ночь, ему стало очень холодно. Он постоянно стонал и дрожал, пока ночь не уступила место солнцу. Это был огромный, огненный шар боли, бросающийся копьями слепящего света, бьющего в его сомкнутые веки. А потом снова застучали барабаны.

Время теперь ничего не значило. Флинн плыл по волнам боли, и было совершенно не важно, прошла ли минута или миллион лет, когда вдруг сквозь бой барабанов он услышал рядом какое-то движение. Шуршание шагов по умершим листьям, бормочущие голоса, которые не имели никакой связи со всепоглощающей болью.

– Роза, – прошептал Флинн. – Ты наконец пришла!

Он повернул голову и с усилием открыл глаза.

Над ним стоял Герман Флейшер. Он самодовольно усмехался. Лицо майора раскраснелось, как роза, в рыжеватых бровях сверкали капельки пота, дышал он тяжко и часто, словно только что бежал, но тем не менее он усмехался.

– Вот как! – с довольным видом пыхтел он. – Вот как!

Потрясение, испытанное Флинном при виде этого человека, было несколько смягчено завесой боли, в которой он плавал. До блеска надраенные сапоги Флейшера были покрыты пылью, под мышками темнели пятна просочившегося сквозь плотный вельвет пота. В правой руке он держал пистолет, а левой сдвинул на затылок шляпу.

– Герр Флинн! – радостно воскликнул он и захихикал смачным, заразительным смехом здорового ребенка.

Флинн даже слегка удивился, как это Флейшер так быстро нашел его в этой пересеченной местности, в этом густом лесу. Выстрел, конечно, привлек его внимание, но почему он прямо направился к роще хинного дерева?

И вдруг он услышал шорох, взмахи крыльев в воздухе и посмотрел вверх. Сквозь густые ветки в синем до боли небе кружили стервятники. Широко расправив черные крылья, они разворачивались, описывали круги, пикировали, наклоняли в полете головы набок и заглядывая яркими бусинами глаз вниз, туда, где лежала туша мертвого слона.

– Ja! Это птички нам помогли. Мы лишь шагали за ними вслед.

– Шакалы всегда топают вслед за этими птицами, – прошептал Флинн.

Флейшер рассмеялся. Закинул назад голову и с искренним восторгом загоготал.

– Хорошо. О, ja. Это хорошо, – проговорил он и пнул Флинна сапогом. Потом поставил сапог на него, лениво надавил, и Флинн закричал. Смех в горле Флейшера сразу замер, он быстро нагнулся и стал осматривать своего врага.

Только сейчас он обратил внимание, как нелепо подвернута и перекошена нижняя часть его тела. Немец опустился рядом с Флинном на колени. Осторожно пощупал его лоб, и на лице его отразилась глубокая озабоченность: он почувствовал, что лоб его покрыт холодным и липким потом.

– Сержант! – крикнул он с ноткой отчаяния в голосе. – Этот человек серьезно ранен. Долго он не протянет. Шевелись! Тащи скорей веревку! Надо срочно повесить его, пока он не потерял сознание.

77

Роза пробудилась на рассвете и увидела, что она одна. Рядом с пустым ложем и небрежно откинутым в сторону одеялом лежал собственный Флинна рюкзак. Винтовки не было.

Но она нисколько не встревожилась, – по крайней мере, сначала. Подумала, что отец, как это частенько бывало, отправился в свое укромное местечко в кустах, чтобы побыть одному и глотнуть из бутылочки вместо завтрака. Но вот прошел час, а он все не возвращался, и ей стало не по себе. Роза села, положила на колени винтовку и стала прислушиваться. Каждый птичий крик или шум, шуршание листьев под ногами пробежавшего животного в чаще эбеновых деревьев – все заставляло ее вздрагивать.

Прошел еще час, и Роза от беспокойства уже не находила себе места. Каждые несколько минут вставала, шла к краю поляны, прислушивалась. Потом возвращалась и снова сидела, охваченная тревогой.