Глаза Гейзенберга

Калапина дотронулась до контрольного кольца на большом пальце левой руки, вняла слабому гулу, который оно издавало, когда она крутила его и водила им по коже. Она была беспокойна – переполнена чувствами, которые не могла назвать. Ее обязанности делались все более обременительными, соратники – только раздражали. Ход времени потерял всякий смысл, превратившись в запутанный фрактальный узор дней и ночей, казавшихся сплошь одинаковыми. Вся их троица будто слилась в одну дисфункциональную личность.

– Я еще раз изучил запись синтеза белка эмбриона Дюрантов, – сказал Норс и бросил взгляд в зеркало у изголовья трона, где отражалась Калапина, нервно барабанившая ногтем по подлокотнику трона из резного пластосплава. – Мы кое-что упустили…

– Упустили, упустили, – пропела оптиматка язвительным эхом и глянула на Шрайля в свое зеркало. Шрайль ощупывал бедра сквозь льнущую к ним ткань – жест, предательски выдававший волнение.

– …и, кажется, я знаю, что именно, – закончил фразу Норс.

Движение головы Шрайля привлекло его внимание, и он повернулся. Мгновение оптиматы смотрели друг на друга через отражатели. На лице Шрайля краснело небольшое пятнышко, у самого носа. «Странно, – подумал он, – у нас ведь не может быть изъянов. Не может же это быть признаком ферментного дисбаланса».

– Ну, и что же это? – настойчиво спросил Шрайль.

– У тебя пятно на носу, – не сдержался Норс.

Шрайль вытаращился на него.

– Ты заметил это, читая отчет о модификации эмбриона Дюрантов? – уточнила Калапина.

– А?.. Нет, конечно же, нет.

– Тогда что ты обнаружил?

– Ну, кажется достаточно очевидным, что модификацию Поттера можно повторить, если учитывать тип эмбриона и надлежащее введение протамина спермы.

Шрайль вздрогнул.

– Ход вмешательства восстановлен? – спросила Калапина.

– Не полностью, но в общих чертах – да.

– Поттер мог бы повторить такое?

– Пожалуй, даже Свенгаарду хватило бы ума.

– Спаси и сохрани, – пробормотала Калапина. Это было ритуальное изречение, каковые оптиматы произносили незаметно для самих себя, но сейчас эти слова вырвались неожиданно для самой Калапины, и слово «сохрани» словно обожгло ее уста.

Она отвернулась.

– Где Макс? – простонал Шрайль.

– Макс работает. Он занятой человек, – усмехнулся Норс. Хныканье Шрайля его веселило.

Шрайль посмотрел на сканеры наблюдателей, думая обо всех собратьях, следивших за ними: о Деятелях, видевших в этой ситуации вызов своему гению, не осознававших угрозу в полной мере; об Эмоционалах – боязливых жалобщиках, почти неспособных действовать из-за чувства вины; о Циниках, заинтересованных новой игрой (Шрайль точно знал – большинство наблюдателей были из Циников); о Гедонистах, разгневанных нынешним чрезвычайным положением – оно ведь могло сказаться на качестве их развлечений; об Изнеженных, для которых все происходящее – повод похихикать.

«Не следует ли сейчас начать формировать новую партию? – спросил себя Шрайль. – Может, пора уже создать партию Жестоких, которыми движет лишь инстинкт самосохранения? Могу поспорить, что ни Норс, ни Калапина о таком даже не задумывались».

Он снова вздрогнул.

– Макс звонит, – сказала Калапина. – У меня его вызов висит на дисплее.

Шрайль и Норс активировали свои дубликаторы канала, и перед ними возникла крепкая мускулистая фигура Оллгуда.

– Докладываю, – объявил начальник безопасности.

Калапина всмотрелась в его лицо. Оллгуд выглядел непривычно растерянным, напуганным.

– Что с Поттером? – спросил Норс.

Оллгуд моргнул.

– Почему он медлит? – спросил Шрайль.

– Трепещет, – сказала Калапина.

– Трепет есть следствие страха, – возразил Шрайль. – Возможно, он хочет нам что-то показать или рассказать – что-то потенциально важное, полагаю, – но не решается. Я прав, Макс?

Оллгуд молча переводил взгляд с одного оптимата на другого. Снова они показались ему безнадежно увязшими в безвременьи, бесконечной игре слов и досужего поиска данных, данных и еще раз данных. Такое вот побочное действие бесконечной жизни – чрезмерная тяга к мелочам. На сей раз Макс надеялся, что из своего блаженного стазиса оптиматы не выйдут.

– Где Поттер? – требовательно спросил Норс.

Оллгуд сглотнул.

– Поттер… временно вне нашей досягаемости. – Он знал, что сейчас лучше не лгать и не увиливать.

– Ускользнул? – спросил Шрайль.

– Но как? – удивился Норс.

– Там было… насилие, – сказал Оллгуд.

– Покажите нам это насилие, – отчеканил Шрайль.

– Незачем, – вмешалась Калапина. – Я поверю Максу на слово.

– Ты сомневаешься в Максе? – спросил Норс.

– Ничуть, – ответил Шрайль. – Но я должен посмотреть.

– Как ты можешь? – спросила Калапина.

– Уйдите, если хотите, – обронил Шрайль; слова словно по очереди вырывались из него, – а я… я посмотрю… на это насилие.

Он вновь посмотрел на Макса:

– Ну так что, Макс?

У Оллгуда пересохло во рту. Такого развития событий он не ожидал.

– Это произошло, – сказал Норс. – Шрайль, достаточно того, что мы этого знаем.

– Конечно, произошло. Я видел отметку о редакции записи на наших каналах. Сейчас я хочу обойти предохранительный клапан, который защищает наши чувства… – Шрайль фыркнул. – Чувства!