Глаза хаски

Я сунул «Властелина колец» в рюкзак, попросил Эсекьеля пошуметь, чтобы родители думали, будто я звоню из уличного телефона-автомата, и наврал, что заходил к товарищу по курсам взять материалы, которые они прошли, пока я ездил с классом в поход в честь окончания учебного года. Эсекьель очень веселился и готов был поспорить, что предки мне не поверят, а если и поверят, то это не поможет. Он оказался прав.

На остановке я сказал ему, странно, что я ничего не знал про его увлечение фотографией и игру на виолончели.

– А человек никогда и не может до конца узнать другого человека, – ответил Эсекьель, – даже самого близкого – отца, мать, брата, сестру, мужа, жену. У каждого есть что-то, что остается в темноте и другим не видно. Мысли, чувства, поступки, что угодно. Всегда есть место, куда мы никого не пускаем. Я думаю, как раз поэтому нам и интересно общаться с другими: ты знаешь, что, как бы ни старался, целиком человека не узнаешь.

28

Дома меня встретили грандиозной нотацией. Да кем я себя возомнил, чтобы разгуливать без разрешения по гостям, как мне это вообще в голову пришло, и прочие фразочки из репертуара любых родителей.

Мне впервые было все равно, что меня ругают. Может, я вырос и выработал иммунитет к таким вещам, не знаю. Я знал только одно: мне хорошо с братом, и на этот раз я не позволю лишить себя удовольствия бывать с ним.

Я готов был врать и изворачиваться с расписанием, лишь бы видеться с Эсекьелем, чего бы это ни стоило.

Думаю, тогда я в первый и единственный раз в жизни по-настоящему взбунтовался.

* * *

Я погрузился во «Властелина колец». Там было больше пятисот страниц, но я прочел их за неделю. Мне впервые попалась такая длинная книга, и это оказалась только первая часть. Потом Эсекьель дал мне вторую и третью, и их я тоже проглотил.

Эсекьель отлично разбирался в книгах и отлично умел их советовать.

– Неважно, понимаешь ты, что написано, или нет. Если тебе нравится, просто следуй за словами, слушай их, как музыку, – говорил он.

В книгах, которые он мне давал, я старался уловить его след, понять, почему они ему понравились. Я столько раз разочаровывался в людях, подсовывавших мне плохие книжки. Всегда первым делом ищу следы того, через кого книга ко мне попала.

Книги всю жизнь были очень важны для меня, и теперь, когда я делил их с Эсекьелем, у наших отношений появился новый смысл.

* * *

Однажды вечером в субботу я читал «Волшебника Земноморья» – ее мне тоже одолжил Эсекьель. Я хорошо помню, потому что выписал оттуда фразу – в те времена я любил записывать цитаты из книг. Фраза была такая: «Чтобы услышать, нужно замолчать». Не знаю, почему она мне так понравилась. Я и сейчас храню блокнот, где она записана моим тогдашним неверным почерком.

Не постучавшись, вошел отец.

– Ты в последнее время всё читаешь. Давно в шахматы не играли, – сказал он без всякого упрека. Просто по-другому не умел приглашать.

Мы спустились в кабинет. Пока он расставлял фигуры, я спросил:

– У тебя есть первая сюита Баха для виолончели?

Он удивленно уставился на меня.

– Я знал, что когда-нибудь ты полюбишь хорошую музыку, – проговорил он, сделав упор на слове «хорошую». У него есть несколько разных исполнений, с гордостью продолжал он, я могу выбрать, какое хочу, а он может мне рассказать, чем они отличаются, пока мы будем слушать. Он никак не мог остановиться. Так и фонтанировал эрудицией.

– Поставь какое тебе самому нравится. И ничего не говори, – прервал я его. – Чтобы услышать, нужно замолчать.

29

В ноябре Эсекьель пришел встречать меня в последний раз. Я заканчивал курсы, а значит, конец наступал и нашим прогулкам.

Мы говорили про книги и писателей. Я гордился, что у нас с братом есть общие темы.

Клара, моя продавщица, порекомендовала мне пару книг для Эсекьеля, и они произвели на него впечатление (еще один пункт в длинном списке моих благодарностей Кларе).

Эсекьель сказал, что я должен посмотреть «Бегущего по лезвию», а я радовался, что, получается, открыл ему новых авторов. Сача бегал вокруг. И вдруг началась гроза. Серьезная такая гроза – пришлось искать укрытие. В бар нас бы не пустили с собакой, так что мы долго бегали, пока не обнаружили подходящий навес.

И успели вымокнуть до нитки.

– Уже нет смысла прятаться, – сказал Эсекьель.

Гроза оказалась невероятно сильная и разразилась вмиг. Только что на улицах было полно народу – а теперь ни души. Все окна закрыты, – я сказал Эсекьелю, как меня это ошеломило.

Он долго молчал, а потом ответил:

– СПИД, он тоже как гроза. Никто не хочет высовываться на улицу и узнавать, что случилось.

30

Новый год мы встречали дома. Мама с начала декабря раздумывала над праздничным столом. А готовить начала за неделю (курица с травами в меню не значилась). Заодно мы отмечали мое поступление в Буэносайресскую национальную школу.

Тридцать первого декабря все, казалось, было в полном порядке, мама не упустила ни одной детали. Все распланировала.