Глаза колдуна

– Прид-дурок, – тихо-тихо шипит Палмер, шмыгая носом. Теодор стискивает кожаную обивку руля.

– Багажник все еще свободен, – напоминает он.

***

В «Паттерсон и Хьюз» они вваливаются около полудня. Бен, вымученно делая вид, что его нисколько не беспокоит сложившаяся ситуация, проходит на кухню, чтобы заварить себе чай – ну конечно же! Теодор втаскивает худого Палмера в двери лавки и бросает, как ненужный багаж, в одно из кресел.

– О, круто! – восклицает мальчишка, не поленившись скривить лицо. – Шикарное размещение, спасибо, парло шапрон[10]!

– Будешь столько зубоскалить – я решу, что в твоей улыбке не хватает пары щелей вместо коренных.

Теодор уже устал от постоянно зудящего угловатого подростка. Слова вылетают из его рта со скоростью двух-трех в секунду и едва ли проходят хоть какую-то фильтрацию; кажется, что Палмер состоит из одних только языка и зубов, и все остальное в нем – лишь рудиментарный нарост, призванный скрыть очевидный изъян.

С какой же легкостью этот мальчишка способен вывести Теодора из себя.

– Новый диванчик прикупил? – Палмер крутится в кресле, присвистывает гнусаво из-за разбитого носа. – А со старым что стряслось? Вышел из моды? А вообще…

Он осматривает деланно внимательным взглядом все помещение лавочки и фыркает:

– Тут все вышло из моды. И ты, кстати, в том числе.

Теодор валится на упомянутую мальчишкой софу и вытягивает ноги. Теперь Палмер вряд ли сбежит – он не настолько глуп. Вдобавок чересчур самонадеян и оттого смел, чтобы делать ноги в знакомом Атласу городе. Можно было бы закрыть глаза на пару часов, подождать, пока эта буря в малолетнем бунтаре поутихнет, и только потом начать конструктивную беседу. Но вопросы тревожат все естество Теодора так, будто они материальны и иглами впиваются в голову.

– Итак, – тянет Атлас, игнорируя – заставляя себя игнорировать – болтовню Палмера, звучащую фоном с грампластинки. – Рассказывай.

– Чего? – Монотонный шум вмиг смолкает, и Палмер поворачивается лицом к развалившемуся у стены Теодору.

– Рассказывай свою историю, – говорит он. – Если ты не соврал – в чем я сомневаюсь, разумеется, – то тебе хочется поделиться с кем-то, кто тебя понимает. Ну так вот, я твой золотой билет в страну Бессмертия. Я готов тебя выслушать.

Палмер подозрительно щурится – его припухшие узкие глаза делаются совсем незаметными на сером лице – и поджимает губы. Свисающие с кресла ноги в пыльных кедах дергаются, причем в разном ритме. Это вызывают диссонанс, от которого кружится голова.

– Ты не очень-то похож на терпеливого слушателя, – наконец заключает Палмер.

Теодор с заметным усилием отводит взгляд от его ног.

– Не буду я ничего рассказывать. Ты мне нос разбил.

Теодор резко садится.

– Ты мне нож в печень воткнул, – напоминает он. – И твой бесценный нос не так уж и пострадал. Бен утрет тебе кровь с морды, если нужно.

Палмер фыркает.

– Никто не идеален.

– И мало кто бессмертен.

Они оба молчат. Теодор разглядывает мальчишку с ленивым интересом и ждет его ответов. Палмер не прав: Атлас достаточно терпелив, он готов прождать до самого вечера. В отличие от дерганого подростка. Ведь он же подросток?..

Их странное молчание без предупреждения нарушает Бен – он успел сменить потертую футболку с «Роллинг Стоунз» на домашний халат, приготовить чай и избавиться от дорожной пыли с волос. Бен входит в зал с двумя кружками наперевес и шагает мимо Теодора. Чертов Эрл Грей отправляется к Палмеру.

– Гостей нужно встречать с чашкой чая, а не с кулаками, – поучительно говорит Бен, и Теодор, едва сдерживаясь, чтобы не фыркнуть, замечает изумление, написанное на лице мальчишки. Он же думал, его здесь будут пытать, верно? Как и Клеменс, он явно полагал, будто Теодору доставит удовольствие собственными руками вытянуть из щуплого паренька признание во всех грехах. Но Атлас и в прошлые буйные годы не был склонен к насилию ради насилия…

– Ты его задобришь, и он решит, будто мы с ним в игры играем, – сочась ядом, цедит Теодор. Навязчивые мысли о говорливой девице раздражают его сегодня не впервые, и их хочется вышвырнуть из головы, как мусор, прямо в ведро с бумагами.

– Добрый коп, злой коп, – Палмер указывает поочередно на Бена и Теодора и ухмыляется. – Как банально…

Бен качает головой и, глядя на подсыхающие кровавые разводы на лице Палмера, подает ему платок из нагрудного кармана халата. Поморщившись, будто Паттерсон делает ему одолжение века, мальчишка хватает его с пренебрежением.

– Вы какие-то непоследовательные, – выдает он, справившись с платком в одной руке и кружкой чая в другом. Взъерошенный и сутулый, Палмер умудряется выглядеть неуклюжим подростком с колким взглядом, способным выхватить из окружающего мира самые незаметные детали. Непоследовательным можно назвать и его.

– Бить меня не будете? – спрашивает мальчишка. Не получив ответа, он медленно, с чувством прихлебывает чай и морщится. – Горький. Вы, англичане, чай пить совсем не умеете.

На это замечание Бен реагирует жарче прежних и вспыхивает, как лампочка на рождественской елке.