Читаем Глаза, опущенные долу (СИ) полностью

Он забрался тогда в самую глушь, непроходимые болотные топи, сносил смиренно нескончаемые комариные укусы, вонь, холод, сырость, питался ягодами да кореньями. Звери лесные сделались как ручные и совсем не боялись его, белка даже бросалась в него орехами.

Теперь ничто не отвлекало его, и результат не замедлил сказаться: то, что так маяло его изнутри своей загадочностью, неразрешимостью, стало оформляться и выходить наружу. Пусть тенями, трудно различимыми силуэтами, но вполне конкретными образами. День и ночь в ту пору мелькали вокруг него бесенята, козлища, утопленники, упыри, но лишь набирались сил, присматривались, с какой стороны к нему подступиться.

Однако когда перешли в наступление, Фёдор достаточно уже приготовился, поняв главное: в его положении лучший способ бороться с нечистою - просто не замечать её. Слепота и простодушие, без малейшего ропота сносил он все проделки и издевательства, пол его кельи кишел змеями и жабами, но Фёдор и это терпел, приучив себя не вздрагивать при их холодном прикосновении.

Нечистая неистовствовала в злобе, но ничего не могла поделать, однако и Фёдору жилось не сладко. Однажды явился ему бесёнок и, уменьшившись до самых ничтожных размеров, стал нагло обгрызать черничные ягоды. Но Фёдор равнодушно щелчком смахнул его, словно какую-нибудь мошку и без брезгливости доел то, что после беса осталось. Это, видимо, доконало лукавого, он восстановился до обычного своего вида и стал внимательнейшим образом смотреть на Фёдора, изучая его. Фёдор понял, что перед ним демонок чина высокого, но и тут не оплошал, двинулся прямо на окаянного, намереваясь пройти через него, как сквозь дымку. Бес не выдержал, отпрянул с ворчанием в сторону, затем и вовсе исчез, не стал дольше упорствовать.


3

Так продолжалось полгода, и не видно было конца противостоянию, когда ещё издалека Фёдор увидел, как плетётся к нему какая-то старуха. Фёдору не хотелось впускать её в келью, и он вышел к ней навстречу. Что-то говорило ему, что на сей раз безмолвием ему не отделаться.

- Далеко же ты забрался, мил человек. Вот уж не рассчитывала кого-либо в здешних краях встретить.

Вблизи видно было, что бабушка не простая - чёртова бабушка, была она совершенно голая, покрытая лишь складками кожи, волосами да наростами. Сгорбленная, поддерживаемая, казалось, только клюкой.

- Что же ты молчишь, сыночек?

- Чёрт тебе сыночек! - пробурчал Фёдор, осенив себя на всякий случай крестным знамением.

Однако старуха лишь усмехнулась его жесту. Нелегко было от неё отгородиться.

- Знаешь, я вот думаю: я ведь хозяйка здешних мест, не пора ли нам подружиться?

- Ишь ты, нашла друга, старая карга! Вельзевул тебе друг, - Фёдор намеренно решил и дальше отвечать грубостью.

- Что же ты всё поминаешь-то Его? А на "старую каргу" я ведь могу и обидеться.

- А что его поминать, коли сам бес передо мною? А карга, кто же ты есть, как не старая хрычовка?

Старуха покачала головой.

- Так-то ты встречаешь меня?

И исчезла.

Но когда Фёдор вернулся в келью, он с удивлением обнаружил, что старуха там уже, уселась преспокойненько прямо под образами и трёт с наслаждением горб о стену.

- А у тебя ничего здесь, уютно, - хохотнула она, довольная ошарашенным видом Фёдора. - Нет ли у тебя ещё баньки? Я бы с удовольствием попарилась. И чтобы ты спинку мне потёр, веничком похлестал.

Банька была, действительно. Фёдор терпеть не мог нечистоплотности, и всяческих там "землеспальников" и "грязнышей" от души презирал.

- А пинка под зад не хочешь, старая кочерёжка? - Фёдор решил ни при каких обстоятельствах не отступать - и дальше придерживаться всё той же избранной линии поведения.

Но "бабушка" только взвизгнула от удовольствия, нисколько не смутившись отпором инока.

- Что ты меня всё старостью попрекаешь? Если дело лишь в возрасте, то так и быть, сброшу лет двадцать-тридцать, но неужели я тебе такая не мила?

Она внезапно встала, закружилась в пляске по келье, разом всё за ней тотчас пришло в движение, загремело, засвистело вокруг, стали летать в воздухе огромные женские груди, взлохмаченные естества, слетелись будто со всего света ведьмы на метлах, стали совокупляться с повылезавшими изо всех щелей бесами. А старуха всё приближалась и приближалась к Фёдору в безумном своём плясе, уже чувствовалось зловонное её дыхание. Фёдор не удержался, его в конце концов вырвало и рвало до тех пор безудержно, пока во рвоте не появилась кровь.

Он открыл глаза, измученный, и обнаружил, что бесовщина поисчезала, а старуха, брезгливо отираясь от блевотины Фёдора, внимательно в него вперилась, как в прошлый раз тот демонок.


Да, тут была сила не сравнить с его: рано или поздно ему несдобровать, что-то с ним содеют. И точно, уже в ближайшую ночь Фёдору приснилось, как парится он со старухой в бане, трёт ей спину покорно, хлещет веником. Не так, так этак ведьма добилась своего, она даже потянулась к Фёдору с поцелуями, но тут он проснулся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман