Читаем Глаза, опущенные долу (СИ) полностью

И решил больше не спать, доколе выдержит, творить молитвы. Однако сколько это могло продолжаться? Фёдор задумался. Что же делать? Убраться подобру-поздорову, как отец Ферапонт ему советовал? Фёдор давно уже понял, что самому ему из этого случая не выбраться, без помощи не обойтись. Но никто не хотел помочь ему. Бог молчал, хоть и внимательно выслушивал все молитвы Фёдора, видимо, хотел проверить, как тот выдержит испытание. Евфимий тем помог, что выгнал его из монастыря, вот и Ферапонт совет дал вполне здравый и благожелательный. Дело за ним, за самим Фёдором? Но если бы он был в состоянии, сам-то! Впрочем... как же он мог забыть о Корниле? Вот кто нужен ему сейчас, просто необходим.

Фёдор приободрился, разом сбросил с себя состояние неуверенности, обречённости. И хоть темень была - глаз коли, не стал дожидаться рассвета, побросал пожитки в котомку и отправился в путь.

Корнил! Они очень дружны были в детстве, до тех пор, пока судьба их не разлучила. И увлечения друга тогда пугали и раздражали Фёдора: не в меру тот был, по его мнению, любопытен. Но сейчас без этих знаний потаённых никак было не выправиться. Ну а не поможет Корнил, так и зачем ему сюда возвращаться? Подальше, так подальше. Можно и в обитель какую попроситься, с братией всё, чем одному, веселей.



Глава третья



1

- Каких же ты хочешь от меня советов? - После первой радости встречи, дружеских тумаков и объятий, словно ушат холодной воды подействовала на Корнила исповедь Фёдора. - Впрочем, кое в чём я тебе подсобить попытаюсь. Вот ты говорил, что Бог как бы отстранился от тебя, и имя Его не действует. Но это кощунство - на Господа так грешить, не приходило ли тебе в голову, что просто молитва твоя слабая? Ведь доказано уже, и не только преподобными, а и обыкновенными чернецами, что одной только молитвы Иисусовой достаточно человеку закалённому, сведущему, чтобы оборониться от любого ворога. А у тебя молитва-то в один образ. Она на устах, но ещё не стала душевною, так, чтобы ум твой презрел блуждание и воспарил, оставаясь в то же время как бы во внутренней клети. Ну а коли ты ещё выше поднимешься, то в третьем образе уже ни одна сила не достанет тебя.

- Хорошо, - кивнул Фёдор с обидою. - Но неужели это единственная защита, единственный твой совет? Думаешь, наша обитель на краю света стоит? Или никто из наших чернецов не бывал на Афоне или в Иерусалиме, не рассказывал, что там и как? Или настолько просто сподобиться того третьего образа, о котором ты говоришь? Да если бы я и в состоянии был защититься, не могу же я всё время только и делать, что обороняться? Я уже полгода в осаде, и если не сожрёт меня сейчас нечистая, то так может продлиться и пять, и десять, и двадцать лет, вообще, уйдёт вся моя жизнь. Ты это мне пророчишь? Я так не хочу. И много ведь не прошу у тебя: всё, что мне нужно знать - кто мой враг, я не могу драться вслепую, с тенями, на все стороны. Ты уже тогда, в детстве, во многом был сведущ, и уж наверняка за эти годы ещё преуспел. Только ты можешь меня выручить, сам Бог меня к тебе привёл.

Корнил вздохнул, вновь, в который раз, покосившись с опаской на Фёдора.

- И откуда ты свалился на мою голову? Так всё хорошо было. Какой помощи ты ждёшь от меня? Да ты знаешь, что бывает за такие знания? Людей не чета мне на правёж ставили, замучивали до смерти. И ты желаешь, чтобы я вот так, ни за что ни про что, всё потерял, чего с таким трудом добился? Всю жизнь я мечтал иметь дело с книгами, и вот я переписчик, списатель. Есть люди, которые направляют меня, просветили по многим вопросам...

Фёдор слишком хорошо помнил характер своего друга: если его не переключить, не увести вовремя в сторону, ничем его потом не переупрямишь.

- Так ты, может, и латынь знаешь? - спросил он, как мог невиннее.

- Знаю, - с вызовом ответил Корнил, не заметив расставленной ловушки, - хоть и скрываю это, вроде как только некоторые слова разбираю, как мне по роду занятий моих положено. Но придёт час, когда мне не нужно будет скрываться, и преподавать я даже другим буду и греческий, и эту самую латынь. Неужели ты не понимаешь, что нельзя обойтись одним только веданием, что нужно ещё знание, иначе правой вере никогда не выстоять против тех же латынников, басурман?

- Бог оградит правое дело, - пожал плечами Фёдор, внутренне радуясь своей удаче и ещё больше раззадоривая друга.

- Вот-вот, - с горечью покачал головой Корнил, - слышал я уже. Так чего же ты ко мне пришёл тогда? Пусть Господь тебя и ограждает.

- Ладно, не будем ссориться, - примирительно сказал Фёдор, - но неужели ты забыл клятвы, которые мы в детстве давали? Помогать друг другу.

- От всех клятв освободил меня Иисус, - усмехнулся Корнил.

- Ну да я тебя не освобождал, пёсий ты сын, - в запальчивости воскликнул Фёдор. - Чёрт с тобой, с предателем!

Корнил вскочил, встал против Фёдора, сжал кулаки, набычившись.

- Чёрт? А возьми-ка ты его себе, пожалуй. Пусть будет тебе как брат родной. А ну, выходи на бой, как когда-то мы силой мерились!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман