Читаем Глаза, опущенные долу (СИ) полностью

Фёдор и сам не на шутку разозлился. И как ни пытался Корнил одолеть его, всё летел наземь. Наконец тот понял, что придётся ему признаться в своём поражении.

- Да, силён ты стал, - произнёс Корнил с неподдельной досадой, - а ведь когда-то по большей части я тебя одолевал. Ну, конечно, лазишь там по деревьям, ни капли жира, жилы одни, а я тут целыми днями скрюченный сижу. Я уж столько приёмов на тебе применить пытался...


2

Они некоторое время молчали, Корнил почему-то очень глубоко переживал своё поражение.

- Что скуксился? - хлопнул его по коленке Фёдор. - Ещё не всё потеряно. Айда со мной на болота, через месяц-другой, глядишь, одной левой будешь меня на лопатки класть. Заодно и нечистую вволю поизучаешь.

- Ну, этого добра везде полно, и без болот, только свистни, - пробормотал себе под нос Корнил.

- Ну что, выручишь? - снова затянул Фёдор просительно. - Ты ведь знаешь, без крайней нужды я бы к тебе не пришёл. А чтобы выдать товарища, не бойся, никак этого не произойдёт.

Корнил кисло усмехнулся:

- Да, затянут на дыбу, не заговоришь, запоёшь даже.

- Не запою, неужели ты забыл меня?

- Забыть не забыл, в том-то и дело. Осёл перед тобой аки агнец - как начнёшь бить копытом... - почесал Корнил затылок в раздумье. - Ладно, многого не жди от меня, но чуть-чуть поднаправлю. Эх, кабы не проклятое моё любопытство, ни за что бы ты меня не поддел.

- Любопытство? - непонимающе спросил Фёдор. - Какое любопытство?

Корнил расхохотался.

- Да обыкновенное! Руками-то ты силён, а голова как у младенца! Разгадка твоя у тебя за спиной.

Фёдор непроизвольно обернулся, что ещё больше развеселило Корнила. И минут пять он катался на земле от смеха, тыкая пальцем в изумлённого Фёдора, восстанавливая от обиды своё уязвлённое самолюбие. Наконец успокоился, отёр тыльной стороной ладони слёзы.

- Так что он тебе, отец Арефий, сказал перед смертью?

- Ты думаешь, это в самом деле мог быть Арефий? Ведь по возрасту он совсем не подходил.

Корнил пожал плечами.

- Почему бы и не Арефий? А возраст, так ведь испытания ему такие были, и так он сам себя изводил, что не мудрено было столь рано состариться. Что он говорил, я тебя, олуха, спрашиваю?

- Но как же Ферапонт? Он же знал Арефия... - не унимался Фёдор.

- Что тебе Ферапонт? Ты ко мне пришёл? Ну так и иди к своему Ферапонту!

- Нет, нет, - поспешно запричитал Фёдор, - это я так... Сейчас вспомню. Арефий... он сначала просил исповедовать его. Потом сказал, что я ещё пожалею о том, что его не выслушал.

- Ну так жалеешь?

- Конечно.

- И...?

- Что "и"...?

- Дальше!

- Ещё он сказал: "всё моё... теперь твоё". И "отпусти... отпусти..." В смысле грехов, наверное.

Корнил покачал головой, продолжая удивляться несметливости Фёдора.

- "Всё его"... где оно?

Фёдор сообразил наконец, полез в котомку, вынул оттуда тряпицу.

- Вот.

- И что же, ты так и не удосужился посмотреть?

- Да нет, заглядывал, конечно, - пожал равнодушно плечами Фёдор, - но там ерунда какая-то.

- Ерунда? У Арефия-то! - усмехнулся Корнил, благоговейно держа в руках свёрток и буквально сгорая от любопытства. - Ладно, отсядь чуть-чуть в сторону.

Он бережно положил тряпицу на землю и, бормоча какие-то то ли заклинания, то ли молитвы, стал разворачивать её, через каждое движение производя особые заградительные жесты, шепча особые, оборонительные слова. А откинув в сторону последний краешек тряпицы, так и вскрикнул.

Фёдор приблизился и заглянул через плечо Корнила с любопытством, однако ничего нового он не увидел: всё то же, что и в прошлый раз.

Между тем Корнил каждый предмет брал бережно пальцами, долго на свет рассматривал, любовался, цокал языком от восхищения.

- Смотри-ка, - не выдержал он наконец, - целых три мелка!

- Три, ну и что? - пожал плечами Фёдор.

- Да как ты не понимаешь? - Корнил забыл и о страхе, и об осторожности, лишь одно чувство владело им сейчас - восхищение, перед знанием, силой, которою наделяло это знание. Он чувствовал себя великаном, способным на многое. - Вот этот мелок от нечистой силы, им ты можешь отгородиться, другой - если им круг очертить, можно вызвать в него нечистую и уничтожить даже, либо навсегда её в этом круге замуровать. На то здесь две книжицы: одна, как видишь, Псалтырь, но не простой, а воском измеченный, по-особому списанный, и ещё книжка заклинаний, совсем редкая, может, и единственная в своём роде, я такую и не встречал.

- Так, а от чего третий мелок? - переспросил Фёдор пытливо.

- Для второго круга, - ответил Корнил, приходя в себя и сокрушаясь уже внутренне, что сказал слишком много.

- Для чего второй круг? - упрямо долдонил Фёдор.

- О, Господи, - вздохнул Корнил с досадой, - да чтобы быть неуязвимее, неужели даже такие простые вещи надо тебе объяснять?

- Надо, - кивнул Фёдор, - так как он делает неуязвимее?

- Всё! - Корнил протестующе замахал руками. - Я сказал тебе более чем достаточно. Дальше сам мозгами шевели.

- Хорошо, а остальное? Что ты скажешь об этом?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман