Глаза пропасти

— В таком случае, убийство произошло между пятью и шестью часами утра… Не больше полутора часов назад. Нет, скорее — не больше часа. Ригор мортис ещё не начался.

— Уже было светло… — задумчиво произнёс Чандлер. — Сегодня рассвело где-то в четверть шестого. Я заметил время. Спиталфилдс открылся в пять. На улице уже был народ. В этом доме живёт семей пять-шесть. Многие ещё спят с открытыми окнами. И никто ничего не слышал и не видел?

Филипс приподнял правую руку убитой, чтобы разглядеть пальцы.

— Никаких следов борьбы… При сопротивлении жертва, которую душат, часто царапает ногтями нападающего… Под ногтями остаются частицы кожи или материи. — Тоже самое он проделал с левой рукой женщины. — Ага! Ещё сентиментальные сувениры. Смотрите, инспектор!

Чандлер вернулся к доктору и присел.

— Видите, следы от колец на среднем пальце? И на внутренней части фаланги небольшая ссадина? Свежая… Наш коллекционер не только анатомические сувениры собирает. Колечки его тоже интересуют.

— Сомневаюсь, что это были ценные кольца. Серебряные, в лучшем случае, — предположил Чандлер. — Скорее — бронзовые.

— Именно, друг мой, именно! Важность данных аксессуаров не в их рыночной цене! Отнюдь. Для нашего сумасшедшего преступника — это мементо. Трофей, я бы сказал…

— Вы считаете, что преступник — сумасшедший?

— Мне хочется так считать. Тот день, когда нормальные люди начнут вытворять такое, будем днём крушения Британской Империи… А значит и цивилизации. В том виде, в каком мы её знаем. — Филипс встал и отряхнул руки о плащ. — Только не арестовывайте меня за подрывные речи немедленно. Хотя бы дождитесь обеда.

— Доктор! Уж не заделались ли вы социалистом?

Филипс покачал головой.

— Я достаточно хорошо воспитан. К тому же, я слишком многое видел в своей жизни, чтобы пасть так низко. Я оставляю социализм и тело несчастной женщины на ваше попечение, инспектор. Для предварительного осмотра этого достаточно. Буду вам чрезвычайно признателен, если вы организуете перевоз тела в местный морг. У меня будет время провести детальный осмотр где-то после обеда. Частично, вскрытие за нас уже сделано…

В этот момент во дворике появился заспанный и несколько помятый детектив-сержант Лич — коллега Чандлера по дивизиону Н.

— Мистер Чандлер! Покорнейше прошу прощения… Пока посыльный прибежал, пока я оделся…

— Оставьте, сержант. Доктор Филипс как раз закончил осмотр. Организуйте-ка лучше транспорт. Надо перевезти тело в морг. И ещё…

— Инспектор! — Филипс забрёл куда-то в дальний угол двора и ожесточённо махал руками оттуда. — Обратите внимание на этот предмет!

Чандлер бросился к нему. Лич затрусил следом. Полицейские на ступеньках напряглись и, вытягивая шеи, пытались разглядеть, что за странную тряпку обнаружил доктор Филипс. Толпа затихла.

В углу двора, в луже воды, образовавшейся рядом с подтекающим водопроводным краном, вделанном в боковую стену соседнего дома, лежал потёртый, потрескавшийся местами кожаный фартук.

Чандлер долго молчал. Наконец он повернулся к Личу и Филипсу и сказал следующее:

— Нам нужен инспектор Абберлин.

8 сентября 1888 года. 1.30 пополучи — 5.00 утра..

Убитую женщину звали Анни Чапман. Последним, кто видел её живой, был Тимоти Донован — помощник управляющего ночлежным домом по адресу 35 Дорсет стрит. Дорсет стрит находилась в пяти минутах ходьбы от дома номер 29: нужно было только миновать рынок Спиталфилдс, пересечь Коммерческую Дорогу рядом с пабом «Десять колоколов» и свернуть на Ханбюри стрит.

Анни наведалась в ночлежку ещё до заката. Денег у неё не было, а в кредит Донован не пустил. «Не сдавайте кровать» — попросила Анни: «Я скоро заработаю денег». Как Анни заработает денег, ни у кого сомнения не вызывало.

Миссис Чапман овдовела два года назад. Жили они с мужем несчастливо: мистер Чапман крепко пил. Первый ребёнок Чапманов — девочка — умерла в младенчестве от менингита. Младший сын Анни был калекой от рождения и жил в благотворительном детском доме. Другая дочь убежала в пятнадцать лет с цирковой труппой во Францию. Оставшись одна в сорок семь лет, Анни пристратилась к спиртному.

Она неплохо вязала крючком и раз в неделю относила свои нехитрые скатёрки, коврики и покрывала для стульев на Стратфордский рынок — милях в четырёх от Уайтчапела. Чем и зарабатывала на жизнь. Если бы не пристрастие к «женеве», как тогда называли джин, и крепкому элю, она смогла бы перебиваться с хлеба на воду. Но, из-за выпивки, именно на хлеб и воду, да ещё и с крышей над головой, ей не хватало, отчего Анни регулярно выходила ночью на улицы Уайтчапела. В её годы и с её внешностью много она заработать не могла — только чтобы заплатить за постель в ночлежном доме

В тот день Амелия Палмер столкнулась с Анни как раз неподалёку от ночлежки. Анни стояла посреди Дорсет стрит, опустив плечи, поёживаясь под мелко моросящим дождиком. Миссис Палмер давно знала Анни: ещё с тех пор, когда был жив её муж. Иногда помогала ей деньгами.