Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира

Но она уже заметила меня, оттолкнула его и начала стучать в дверь с той стороны.

– Эй, что ты делаешь? Я в ловушке! Помоги!

Я позвонил менеджеру службы безопасности, которому доверял. «У нас чертова проблема».

Заключенный, когда дверь отперли, ничего не сказал, просто скрылся. Ему предстояло мотать долгий срок, так что он увидел шанс и воспользовался им. Можно было бы подумать, что заключенным нравится офицер, который делает одолжение, трахаясь с ними, или принося одежду, или наркотики, или что-то еще в этом роде, но, как ни странно, у некоторых есть кодекс чести. Они считают продажных офицеров слабаками. К концу дня эту девушку перевели за много километров отсюда.

– Собирай свои вещи, сдай ключи, – сказал ей управляющий. – И больше не попадайся мне на глаза. – И ее повели к воротам.

По понятным причинам сексуальные отношения между заключенными и персоналом строго запрещены.

Гребаное лицемерие – ее называли шлюхой, в то время как они просто делали самую естественную вещь на свете, – но суть в том, что этого делать нельзя. Для офицеров это тоже очевидно, так что в тот раз никто не обвинял меня в стукачестве. Тюремное начальство могло бы вызвать полицию, но в подобных случаях людям часто предоставляется возможность уволиться по собственному желанию, так как это избавляет всех от неловкости и лишних проблем.

Более широкий вопрос – это стандарты, которых мы должны ожидать от тюремных работников. Они просто люди, государственные служащие, и им не очень-то много платят. Но у них есть работа – и не самая обычная работа, и, если они делают что-то не так здесь, последствия могут оказаться чрезвычайно серьезными.

9. Черно-белый город

Что совершенно неприемлемо в тюремном служащем?

Расизм.

Борьба с расизмом здесь – сложная задача. А с чего бы ей быть простой? Если расизм имеет место во внешнем мире, то, конечно, будет проблемой и в тюрьме. Только подумайте об этом. Офицеры – большинство из них белые – охраняют заключенных всех рас и культур, которых считают лжецами, мошенниками и еще похуже. Преступники – такие люди: если вы дадите им хоть палец, не то что руку откусят, а украдут половину Великого Манчестера. Но подавляющее большинство из них совершенно невиновны или хотят, чтобы вы так думали. Многие из них весьма правдоподобно говорят о своем алиби – возможно, даже сами в это верят, харизматичны, отличные манипуляторы. Если заключенный может прикинуться жертвой – он сделает это, особенно если это сулит ему какие-то выгоды. Тюремные офицеры – удобная мишень, но и возможности злоупотребить своим положением у них огромны. Это потенциальное минное поле.

Всякий раз, когда меня называли расистом – это бывало очень редко, потому что я им не являюсь, – я шел туда, где лежали бланки для сообщений о происшествиях, писал на них свое имя (чтобы они не написали «Сэм» – это неправильно) и говорил: «Ну вот, парень, заполняй». Про себя я знаю точно: мое обращение с заключенными не зависело от расы, религии или цвета кожи и в подавляющем большинстве случаев не отличалось от отношения других тюремщиков. Мы обращаемся с ними как с преступниками, просто и ясно, обращая внимание на то, как ведет себя человек перед нами. Если человек вежлив и все такое, он получает хорошее отношение в ответ. Если кто-то слишком высокомерный или злобный, постоянно строит из себя жертву или воспринимает нас как прислугу, мы используем менее дружелюбный подход. Важно, чтобы они знали, кто здесь главный.

Я познакомился с офицером Раффлсом в первый же день в Стрэнджуэйс, и боже, каким он мог быть безжалостным! Если он проводил обыски с раздеванием – заключенные не выкобенивались, потому что знали, что их накажут, даже самых крутых парней. У него был свой подход к динамической безопасности. Половину своей первой смены я провел на двойках, где в основном и работал потом, а вторую половину – в его блоке. Даже не поздоровавшись, он ткнул мне в грудь блокнотом и велел «вывести рабочих», то есть организовать перевод заключенных, которые отправились на работу. Сам он неторопливо вернулся в кабинет и приготовил себе кофе.