Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира

Офицер по кличке Две Ручки чуть не устроил нам самое шумное Рождество.

Две Ручки легко раздражался, и, когда это случалось, он сам раздражал всех. Каждый день на этой работе заключенные выводят персонал из себя тысячей различных способов, так что здесь нужна действительно толстая кожа. Его же кожа была похожа на тонкую, как папиросная бумага, ветчину. Он относился к досье, в котором мы писали о заключенных, как к своему личному дневнику. Две Ручки беспрекословно следовал букве закона, безжалостный бюрократ, он вносил туда буквально все – отсюда и прозвище.

Как-то раз один из наших парней разговаривал по телефону и ел яблоко. Заключенные не должны есть или пить в коридоре, хотя лично я бы дал ему закончить разговор, прежде чем сказать об этом, – он никому не мешал.

Две Ручки велел ему избавиться от яблока, но ответа не последовало. Парень не игнорировал его, он, насколько я видел, просто не слышал. Две Ручки повторил свой приказ. После третьего раза он выхватил телефон и наконец получил ответную реакцию. Глаза заключенного вылезли из орбит – эта ситуация легко могла закончиться сдерживанием. Я хорошо знал этого парня – динамическая безопасность, хорошие отношения – и успокоил его, посадив за дверь на двадцать минут.

Еще один заключенный был дрочилой – весьма увлеченным. Ему нужна была медицинская помощь, он дергал свой член перед управляющими и сотрудниками – мужчинами или женщинами, ему было без разницы. Он делал это под одеялом, а не под открытым небом, но был сдержан бог знает сколько раз, таких заключенных все избегают. Он не был жестоким или злым, просто странным: его не хотели брать ни в одно крыло. Вы же не хотите, чтобы люди рядом с вами все время дрочили? Это антисоциально, к тому же простыни придется постоянно стирать.

Этот придурок был в суде прошлым вечером, простой придурок в своей собственной одежде.

– Я не хочу ни шума, ни тревоги, – сказал мне старший офицер, – но вон там валяется одежда Айвора Биггана.

Бордовый комбинезон.

– Скажи ему, пусть наденет его обратно. Если нет, запри его. Разберемся с ним позже.

Стандартная практика. После суда зэки переодеваются.

Как только я вышел из кабинета, Две Ручки выхватил у меня из рук комбинезон и со своей бандой товарищей «поспешил» в камеру к дрочиле, чтобы показать собственный стиль динамической безопасности. Он щелкнул засовом, и все они ввалились внутрь. Это было уже слишком.

– Надень свою чертову одежду! – заорал он.

Это было похоже на наркооблаву в Лос-Анджелесе. Когда они вернулись, Две Ручки сказал мне: «Где наша гребаная поддержка, ты, мягкотелый йоркширский придурок?»

– Где «что»? – спросил я. – Вас было десять на одного заключенного.

Он все время срывался. Если работа влияет на человека до такой степени – самое время бросить ее.

Как бы то ни было, Две Ручки и я выполняли одну работу в раздаточной крыла К, которая состояла в том, чтобы заказать горячую еду для заключенных на следующий день. Если бы сегодня в меню были сосиски, картошка и бобы, на завтра заказывали другой набор. Сто шестьдесят порций того, что вы решили, плюс халяль для заключенных-мусульман – штук тридцать – и, может быть, пятнадцать бутербродов. Некоторые парни предпочитали чипсы, апельсины, йогурт, хлопья или другие снеки, особенно когда работали весь день. Работа в раздаточной может быть напряженной, особенно если не хватает еды, но в Рождество это легче легкого. Думать не требовалось.

Две Ручки дежурил именно в канун Рождества – так что все было проще пареной репы. Любой бы просто заказал полный комплект, да? Порция индейки с рождественским пудингом и заварным кремом. Халяльные блюда и несколько бутербродов на всякий случай. Любой, но только не этот клоун. Он попросил 170 порций рыбного карри. На Рождество! Даже в другое время года его никто не ел – это была какая-то вонючая хрень. Я узнал об этом, только когда позвонил на кухню рождественским утром с собственным заказом на День подарков.

– Очень смешно, Донна. А что он на самом деле заказал?

– Рыбное карри.

У меня был момент ярости в стиле Берти.

– Вы собираетесь послать в самое большое крыло тюрьмы на Рождество 170 порций рыбного карри?

– Теперь уже слишком поздно, – сказала она. – Мне вообще-то тоже это показалось странным…

Я рассказал о случившемся старшему офицеру и просто чуть не вылетел через сраный потолок от негодования.

– Мы не можем с ними так поступить! Крыло сойдет с ума. Будет бунт, как в 1990 году, – только в этот раз с мишурой.

Он сказал мне, чтобы я вернулся к Донне.

– Так, – сказала она. – Что я точно собираюсь сделать – это послать тебе рыбное карри с рисом. А как насчет картошки?

М-м-м, неужели мы к чему-то пришли.

– Отлично, – сказал я. – Ты можешь прислать мне 200 порций картошки?

– Да.

– Есть еще что-нибудь?

– Ну, почти ничего. Я могла бы послать еще дюжины две рождественских обедов, но это все, что осталось.