Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира

Если бы, чтобы перевезти его, прибыла обычная тюремная команда, они бы вышибли из бедняги всю дурь, сбили бы его с ног. Возможно, я и сам когда-то поступил бы так же. Но человек учится на опыте или по крайней мере должен так делать. Брэддерс, заливаясь слезами, сказала, пожалуйста, будь с ним поосторожнее. Парень немного сопротивлялся, но, поскольку целую вечность ничего не ел и не пил, уже был слаб. На него надели наручники и спортивный костюм, завернули в одеяло и увели.

Нельзя постоянно просто выбивать дурь из заключенных. Иногда требуется немного сострадания. И благодаря Брэддерс Уайтхед выжил.

Примерно в это же время к нам приехала съемочная группа ITV, чтобы снять документальный фильм о Стрэнджуэйс. Тюремная служба, а не сама тюрьма выдала им разрешение снимать в медицинском отделении, и это заставило нас вести себя наилучшим образом. Телевизионщики провели с нами много времени и отсняли более ста часов материала, чтобы сделать три программы по часу. Когда все это показали по телику, главный босс в Стрэнджуэйс, Ричард Винс, поблагодарил нас всех за роль, которую мы сыграли, что очень много значило. Он сказал, что мы – гордость медицинского отделения, тюрьмы «Манчестер» и всей тюремной службы.

12. Я хочу, чтобы меня обожали

Тюремному офицеру определенно нужен крепкий желудок. Это нужно обозначать в описании вакансии. Даже если заключенные не отрезают кусочки от себя – или от других, – они могут делать очень творческие вещи со штуками, которые лучше было бы отправить прямиком в канализацию.

Иногда психически больным людям помогают лекарства, антипсихотики и тому подобное. Но для крайних нарциссов, таких как Джонатан Васс, и для людей с расстройствами личности в целом – они не эффективны. Такие персонажи могут быть умиротворены или подавлены на небольшие промежутки времени, но не навсегда. Распространенным симптомом расстройств психики является самоповреждение, и конечно, в медицинском отделении такие случаи встречаются чаще, чем где-либо еще в тюрьме. Что действительно необходимо для людей с расстройствами, так это постоянство. Им нужен режим – это бесспорно, но все дело в том, что в тюрьме он слишком суров, потому что никогда нельзя гарантировать, что все дни будут одинаковыми и спокойными.

У Томаса Райли, нашего извращенца-поджигателя, о котором я рассказывал в самом начале, было расстройство личности самого худшего рода, что делало его одним из самых опасных и разрушительных заключенных здесь. Он набрал 9–10 по моей шкале самоповреждения. Я видел, как он несколько раз пытался сделать что-то с собой. Его поведение не зависело от окружения. Даже если бы Райли поселили в отеле «Савой», в роскошном номере с шампанским и сауной, стоило бы кому-то его разозлить, и он бы точно так же в какой-то момент поранился ножом или увлекся коробком спичек.

Какое-то время я был личным офицером Райли в медицинском отделении, и, если я проводил с ним всю смену, он как будто вел себя лучше. Возможно, это просто был период затишья? Но в тот день менеджер медицинского отделения с нижнего этажа – назовем его Мистер Злой, – крайне нетерпеливый мужик, вмазал Райли и разозлил его. Каким бы никчемным заключенным он ни был, в этом не было никакой необходимости, не в последнюю очередь потому, что потом Мистер Злой свалил и оставил разбираться с Райли мне.

Когда дверь его камеры закрылась, он вытащил изо рта лезвие бритвы – я видел через люк. Заключенные так делают постоянно: носят их под языком или под лоскутами кожи… или в заднице… или еще где… короче, назовите любое место – бритва и там найдется.

– Откуда это у тебя, Томми? – спросил я, прекрасно понимая, что он мне ничего не скажет.

Это оборвало бы цепочку поставок, не так ли? Я тянул время, пытаясь отвлечь и успокоить его, но это не сработало. Он начал резать свою левую руку – шесть надрезов. Говоря «надрезов», я имею в виду глубоченные такие разрезы на коже. Он не задел никаких артерий и не совершал самоубийства, просто резал себя – как мясник, который готовит антрекот. Я мог бы забить тревогу и вызвать подкрепление, но это не имело бы никакого смысла, в общем-то. Я мог бы войти сам и попытаться забрать лезвие силой, но опять же без толку. Когда он был в таком состоянии, можно было только ждать. Я заберу у него лезвие, как только он насытится. Если бы мы вломились, вытащили бы все из его камеры, он нашел бы какой-нибудь другой способ навредить себе, возможно такой же ужасный. Он ни о чем не просил: либо закатывал истерику, либо истязал себя. Хотя с медицинской точки зрения все это выглядело подозрительно. Я предупредил К. К.

Все это время Райли очень вежливо говорил мне: «Мистер Сэмворт…» – мистер, а не придурок и не дебил, – …пожалуйста, оставьте меня в покое и дайте мне закончить». Порезы были больше сантиметра шириной, было видно куски его гребаной плоти.

Подошла К. К.

– Томас, зачем ты это делаешь?

– Мисс Кенни, – сказал он хрипло, – уходите и оставьте меня в покое, пожалуйста.

– Нажми на звонок, если тебе что-нибудь понадобится, – сказала она.