Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира

Там же, в закрытой зоне, располагались два блока, в самом большом из которых обычно находились заключенные. В нем размещалось до тридцати пяти человек. Другой был предназначем для уязвимых заключенных, которых было необходимо держать отдельно. Обычно это была комната без стульев: первым пришел – первым обслужен. На первом этаже было три выхода: один использовался для входа в блок уязвимых заключенных, другой – для обычных людей, а третий находился в отдельном блоке в закрытой стерильной зоне, которая вела прямо в отделение для пациентов. Эти две зоны были строго разделены. Но всякий раз, когда дерьмо попадало в вентилятор наверху, шум был слышен через потолок.

Тюремные офицеры из других крыльев часто относились к медицинскому отделению с презрением.

Большая бесполезная шишка в крыле С, маленького роста, с шеей, похожей на слоновью задницу, однажды произносила заранее подготовленную речь, которую я уже много раз слышал. Стало скучно.

– Дело в том, – сказал он, – что медсестры должны понять, что это тюрьма.

Моя рука взметнулась вверх. Я остановил его. «Медсестры в курсе, что это тюрьма, – сказал я, – но это больничное отделение тюрьмы, где заключенные – прежде всего пациенты, и я этим доволен».

Он психовал, потому что там называли заключенных по именам, и это правда: как профессионалы, медсестры действительно обеспечивали заключенным лучший уход, какой только могли. Но, поверьте мне, ни одна из этих женщин не была настолько наивна, чтобы вообразить этих парней кем-то невинным, а не опасными преступниками.

Рой Харрис поступил к нам из крыла H. Его переводили три обычных офицера и старший офицер, что сразу же указывало на то, что он вряд ли будет беспроблемным парнем. Однажды во время раздачи обеда офицер решил обойти протокол безопасности, желая закончить побыстрее, как все мы делали, и просунул еду ему прямо в камеру. В знак благодарности Харрис бросился на дверь, повис на руке офицера и сломал ее. Я уже говорил это раньше и повторю еще раз: тюремные служащие – это просто государственные служащие. Ничто в контракте не говорит о том, что вас будут бить, пинать, ломать вам конечности или подвергать иным испытаниям. Ну, вы же находитесь в тюрьме, говорят некоторые: всего этого следовало ожидать. Нет, не следовало. К счастью, тот офицер выздоровел и вернулся к работе. Еще один свидетель инцидента – ушел с ПТСР.

После этой истории Рой Харрис остался в больничном отделении. Я всегда просматривал их досье, чтобы знать, что именно совершил заключенный, и обращался с ним так, как будто он мог начать задираться в любой момент. Харрис никогда больше ни на кого не нападал, редко выходил из камеры, и бо́льшую часть еды ему передавали через люк. Он пробыл у нас восемь месяцев, и я никогда не терял бдительности с ним.

К. К., Брэддерс и Сэнди были старшими медсестрами, и каждая была очень своеобразной. Эти три женщины управляли медицинским отделением и выполняли просто огромную работу. В течение трех – пяти лет мы работали бок о бок; у них, конечно, был начальник, но в целом их оставили в покое, и они управляли своим отделением как больницей, чем, собственно, оно и было. Начальство тюрьмы смирилось с этим. Если в медицинском отделении начинались какие-то проблемы, подтолкнуть наших лидеров к чему-то с помощью кнута было просто невозможно.

Я любил этих троих всем сердцем, создавая дружбу, которую мы все еще поддерживаем. Однако в то время они никогда не получали должной поддержки сверху. Они не хотели вмешательства в свои дела, но важно знать, что, когда разразится беда, тюрьма будет на твоей стороне. То, что они видели и с чем справлялись каждый день, заставляло крепких мужчин падать в обморок. Наши старшие медсестеры были очень чувствительны, а также талантливы и практичны. Когда они хотели плакать, я всегда старался быть рядом и поддержать их. Пожалуй, если бы они и правда заплакали, я бы заплакал тоже. Нормальный человек так и делает, правда? Да, я не могу смотреть «Короля Льва» без слез, но кто может? Этим женщинам часто казалось, что они как будто против тюрьмы.

Медицинское отделение было довольно опасным местом, и они часто смело шли на риск, но были осторожны. Если даже у нас был восьмидесятилетний старик, без ног, умирающий и никому уже не способный причинить зла, они все равно не входили в камеру, не посоветовавшись сначала со мной. «Могу я дать мистеру такому-то лекарства?» Если бы это был обычный заключенный, там всегда был бы сотрудник тюрьмы. И эти козлы еще говорили «Медсестры должны понимать…», черт. Дело было не в конкретных происшествиях, а в общем впечатлении. Видите ли, боссам казалось, что были недостаточно «крутыми». Критика была несправедливой.