Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира

Кровавая пелена перед глазами, стресс на работе – как бы вы это ни называли, я мог его убить. Джек повел его прочь.

Возвращаясь в наше крыло, я понял, что где-то потерял ключи. Плохие новости. В прошлом из-за такого во всей тюрьме меняли замки, что обходилось в четверть миллиона фунтов. Мне пришлось вернуться в тот блок, где меня ждал управляющий с моей связкой ключей в руке. К тому времени мне было уже все равно.

На следующий день мой правый кулак превратился в настоящее месиво – ударь кого-нибудь как следует, и получишь смещенный сустав, колени были в синяках, и их было чертовски много. Заключенный выглядел плохо. Глаз у него заплыл, нос был сломан, все лицо в синяках и шишках. Он провел в специальной камере три дня – должно быть, продолжал буянить, угрожая персоналу. Это сыграло мне на руку. Поскольку он был такой занозой в заднице, мало кто в изоляторе беспокоился о том, как он попал туда. Он получил шесть дополнительных месяцев к своему сроку. Многие скажут, что этого недостаточно – он избил двух офицеров, в том числе женщину. Если бы заключенные схватили его, то вздернули бы за то, что он напал на офицершу: можешь отмутузить мужчину, но не бей женщину, это их кодекс. Так что парень действительно был под угрозой в течение некоторого времени.

Но то, что сделал я, было непрофессионально. Впервые за восемнадцать лет службы я избил заключенного. Артериальное давление подскочило, голова чуть не взорвалась. Да, всякий может выйти из себя, но у тюремного офицера нет права выбивать дерьмо из заключенных, как я уже говорил. То, что мои эмоции вышли из-под контроля, то, что я не мог удержаться от конфликта, было похоже на мое личное ужасное поражение. Я не хотел быть таким человеком. Когда-то давно такие потасовки были для меня в порядке вещей и случались чуть ли не каждый вечер. Теперь я знаю, что все дело в выбросе гормонов – бей или беги, – и в тюремной службе я научился контролировать эти всплески адреналина и использовать их с пользой. Но я потерял самообладание, а вместе с этим закончилась и моя карьера в тюрьме.

Прошло некоторое время, прежде чем я узнал, что ничего не было заснято на камеру. Если бы мои приятели не заслонили обзор – не намеренно, они просто пытались оттащить меня от него, – самый лучший адвокат в мире не смог бы меня отмазать.

В довершение всего несколько недель спустя я сильно повредил плечо при сдерживании в крыле D. На этот раз зэк был коренастым парнем лет двадцати пяти, много времени проводившим в спортзале. Моей напарнице было около сорока, и она была полновата. Мы с трудом уложили его на пол, но тут вмешался другой офицер, бывший военный, и заключенный брыкнулся о бетон четыре или пять раз, когда я почувствовал, как у меня выбило плечо – со звуком, который слышишь, когда отламываешь куриную ножку.

К тому времени, как мы утихомирили этого парня, мой коллега был весь в поту, серый, как труп, и ему грозил сердечный приступ. Бывший армейский офицер находился на грани отключки, в агонии, с больной спиной, а мне казалось, что мое плечо вывалилось из сустава. Мы трое стояли там, раненые и никому не нужные. Никто из нас не сказал «к черту все». За несколько дней до этого я перекинулся парой слов с офицером, и он расплакался. Теперь в этом не было ничего необычного. За последние полгода я видел, как четыре офицера плакали от отчаяния, и все они были мужчинами.

Эми отправила меня к врачу, который посадил меня на больничный на месяц. Мне это было необходимо: артериальное давление зашкаливало – 185 на 135. В моем возрасте норма – 120–140 на 70–80. Даже пульс в состоянии покоя был 113, все еще слишком высокий, что подвергало меня риску инсульта. В течение нескольких дней я принимал огромные дозы препаратов для снижения уровня холестерина в крови.

– Вы должны спросить себя, – сказал доктор, – можете ли вы оставаться на этой работе?

Если бы я не захотел или не смог изменить образ жизни, мне пришлось бы сидеть на таблетках.

Не было никакой возможности поменять что-то. Долгие часы, ужасные смены… У нас работало несколько парней и девушек, которые ходили в спортзал, но их было немного.

В целом тюремные офицеры обычно много пьют, переедают и находятся в плохой физической форме.

Через месяц мое состояние не улучшилось, врач продлил больничный и выписал мне другое лекарство. Между тем травма плеча была действительно мучительной. Это было противоположное плечо тому, которое я восстановил в 2012 году после регбийной травмы. После новой травмы мне поставили диагноз «бурсит» – воспаление слизистой (синовиальной) сумки, своего рода подушки между сухожилием и костями, над суставом. Когда она давит на нервы, накатывает волна боли. Рука не была вывихнута, но я не мог ей шевелить, что тоже не улучшало моего психологического состояния. Мне сделали укол кортизона, от которого мне было очень плохо, и я слег в постель на два дня.