Слух ее все больше слабел, но она отказывалась от всех слуховых аппаратов. Сильвен подумал о том, что трапеза ему предстоит кошмарная. В очередной раз он отговорил Луи, который хотел его сопровождать, заявив, что «удовольствие» провести пару часов в доме престарелых не имеет ничего общего с приятным развлечением, а сам он туда идет только потому, что обязан это сделать. Но Луи становился все настойчивее, поскольку не переносил его отсутствия. Конечно, где ему было понять, ведь у Луи были очаровательные родители, вот ему и казалось, что он мгновенно завоюет расположение Мишлин. Хотя, узнай она об их своеобразных отношениях, это сразу бы ее резко от него оттолкнуло. Он-то, Сильвен, понимал, что подобная встреча не сулила им ничего, кроме разочарований.
Столовая ничуть не изменилась, она была такой же, какой когда-то осталась в его памяти: белый кафельный пол, унылые скатерти, вазочки с искусственными цветами и очень пожилые люди за столами, уставившие взоры в пустоту в ожидании обеда. Поскольку большинство взглядов были сосредоточены на стенных часах, он понял, что они пришли слишком рано: закуска будет подана лишь через десять минут. Сильвен переключил внимание на мать, решая, что бы приятное ей сказать, чтобы поднять ее настроение. Хотя он сейчас предпочел бы находиться совсем в другом месте, он напомнил себе, что она очень рано овдовела и крутилась как белка в колесе, воспитывая в одиночестве сыновей и отдавая им всю свою любовь. Особенно им — Фабрису, Жану и ему, Сильвену. Эта троица ходила в любимчиках. Матье досталось этой любви уже гораздо меньше, словно мать успела израсходовать весь запас на первых троих. В те времена Сильвен с братьями все время подтрунивали над Матье, дразнили его гадким утенком, которому никогда не стать прекрасным лебедем. Подобно матери, они тоже считали его лишним в этом хорошо спевшемся братстве. И в то же время ничего злобного в их подростковых шуточках не было. Забавляясь над «последышем», они оттачивали на нем свое детское остроумие, ни разу не задумавшись, что, возможно, причиняют ему страдания. Впрочем, у Матье всегда был свой собственный мир, принадлежавший только ему, — книги и дзюдо. В день, когда Матье получил черный пояс, гордость Сильвена была уязвлена таким проявлением воли никудышного мальчишки. Однако он поздравил его вполне искренне, хотя в ответ тот лишь пожал плечами. Да, к тому времени уже, наверное, было слишком поздно налаживать более теплые отношения. Да и Мишлин никогда не предпринимала никаких усилий, чтобы старшие проявляли больший интерес к младшему, потому что сама оказалась на это не способной. В результате, будучи отличной матерью для старших детей, она лишь формально выполняла свои обязанности в отношении младшего.
Между столиками проехала сервировочная тележка, и на столы стали подавать огурцы со сметаной. Огурцы Сильвен не любил, его желудок плохо их переваривал, но и ему пришлось проглотить несколько кусочков.
— Милые тут старички и старушки? — спросил он, делая вид, что интересуется повседневной жизнью матери.
— Нет, мой дорогой, не положили петрушки, скорее, добавили немного лука.
Плохо слыша, мать сохранила хорошее обоняние. Он кивнул, ощутив внезапную боль за мать. Как ей еще удавалось выживать в этом безликом и унылом месте? Он тут же упрекнул себя за то, что редко ее навещал, но это было выше его сил. До сих пор он подло взваливал все на Матье, потому что именно он нашел для нее этот дом престарелых, да и жил всего в нескольких километрах. Но теперь Матье был болен и не мог исполнять, как бы парадоксально это ни звучало, роль хорошего сына. Уж не выдумал ли он свою депрессию, чтобы избавиться от этой роли? Да нет, история с брошенным магазином была подлинной, такого невозможно было придумать, Матье больше всего на свете любил свой магазин, и раз перестал туда ходить, значит, он действительно был болен.
— Надо будет его навестить, — вслух решил Сильвен.
— Кого это?
— Матье.
— Почему?
— Потому что мы месяцами с ним…
Нет, какими там месяцами, годами они не виделись. Сколько лет прошло, интересно? Два? Три? Насколько он охотно заезжал к Жану в Лондон на выходные, настолько же терпеть не мог приезжать в Гавр. А если и приезжал, то только затем, чтобы мельком повидать мать. Сколько раз он собирался заглянуть к нему в книжный магазин, но в итоге всегда забывал, так ему не терпелось поскорее вернуться в Париж.
— Как ты думаешь, он будет рад?
На лице Мишлин отразилось сомнение, она вздохнула и ничего не ответила. Тем временем огурцы сменились картофельно-мясной запеканкой, на которую Сильвен посмотрел с отвращением. Луи прекрасно готовил, его коньком были тонкие, легкие, изысканные блюда, которыми они угощались вдвоем или когда приглашали друзей. Зато по субботам они почти всегда выходили ужинать, открывая для себя новые рестораны.
— Ты что, так и не собираешься жениться? Вот уж не понимаю, чего…
— Мне пятьдесят один год, мама!
— Вот именно, у тебя уже нет времени на пустые развлечения, нужно подумать и о будущем.