С другой стороны, эти всеобщие «ресурсы» ограничены, но иначе, нежели в мире материального производства: это ограничение связано с мерой их социокультурной ценности, востребованности (одно из проявлений этого - «устаревание» некоторых феноменов культуры), а не физической нехваткой или ограниченностью спроса. Кроме того, культурные ценности сталкиваются в своем распространении с некоторыми абсолютными границами: они имеют некоторые изменяющиеся, но жесткие экологические и гуманитарные ограничения. В «царстве свободы» природа, предметный мир культуры или человек выступают не как ресурс, не как предмет потребления или источник производства вещей, а как ценность, которая не может и не должна быть потребляема в физическом смысле этого слова.
В этом мир культуры качественно противоположен миру материального производства, который нацелен на безграничное физическое потребление природных и человеческих ресурсов. Напротив, для мира культуры задачей становится воспроизводство и прогресс (а на первом этапе - восстановление и сохранение) биогеоценозов, предметного мира культуры и человека как ценностей.
Кстати, отсюда, несколько забегая вперед, можно сразу же вывести необходимость системы социальных, гуманитарных, экологических (а в потенции и эстетических!) нормативов как границ «жизненного пространства» «царства необходимости». Это абсолютное требование мира, рождающегося «по ту сторону материального производства».
Вторая черта: на смену ресурсам, которые являются воспроизводимыми и массовидными, приходят «ресурсы», являющиеся уникальными по своей природе. И речь в данном случае идет не только о развитии и все большем распространении потребления уникальных предметов в рамках современного мира. Здесь-то (в бутиках и на подиумах) как раз мало что поистине уникального создается.1
Речь идет прежде всего о другом - о том, что всякая культурная ценность уникальна и невоспроизводима (лишь тиражируема) по своей
^ знаний редкость ресурсов заменяется на расширение ресурсов» (Crawford R. In the Era of Human Capital. N.Y., 1991. Р. 11). Спустя еще десяток лет эту идею сделал центральной для своей книги «Революционное богатство» Элвин Тоффлер.
i
Именно на этом делает акцент большинство теоретиков постиндустриального общества (подробнее см. упомянутые работы О. Антипиной и В. Иноземцева, в которых цитируется большое количество зарубежных источников).природе. Нельзя многократно производить шестую симфонию Чайковского, «Гамлета» или «Сон в летнюю ночь» Шекспира - это неповторимые произведения. Можно тиражировать лишь материальные носители этих культурных феноменов, а сами по себе они уникальны с момента своего рождения и навсегда89
. В этом смысле опять-таки данное качество «ресурса» мира культуры является отрицанием предшествующего качества ресурсов в системе материального производства.Наконец, третья черта, которую мы, по сути дела, уже вывели выше и сейчас лишь фиксируем: «ресурсы»мира культуры непотребля-емы, они подлежат лишь распредмечиванию. Они могут выступать лишь как феномены, с которыми можно вступать в творческий диалог90
.Итак, по основным качествам «ресурсы», лежащие «по ту сторону собственно материального производства», отрицают основные характеристики ресурсов материального производства.
Соответственно, и потребности в условиях нового мира становятся иными: они качественно безграничны, не утилитарны, но при этом они ограничены количественно, и это [NB] самоограничение91
. В этом их отличие от утилитарных потребностей, которые качественно всегда ограничены существующим уровнем развития материального производства, а количественно всегда безграничны.Мир культуры характеризуется (опять же на принципиальном уровне) иной системой потребностей, которые безграничны качественно, в том смысле, что человек никогда не ограничен данным кругом культурных феноменов. Он всегда стремится к новому, и эта новизна, не искусственная, а действительная творческая новизна, является главным импульсом и главной ценностью.
В то же время эти потребности сугубо ограничены количественно. И не потому, что здесь присутствуют некоторые внешние ограничения, связанные с господством той или иной экономической или институциональной формы (напомним, что, например, в мире развитого материального производства, имеющего форму рынка, вам всегда не хватает денег для того, чтобы купить достаточно потребительских благ, а в «экономике дефицита» у вас не было возможности достать необходимые блага, даже если у вас и были деньги).
В мире культуры суть ограничения в ином. Индивид сам и сугубо добровольно ограничивает свои актуальные потребности. Поясним этот тезис. Своего рода «потребление», а на самом деле распредмечивание, культурных ценностей предполагает сложную творческую деятельность, требующую времени, усилий, энергии от того, кто хочет эту ценность «потребить». Здесь само «потребление» превращается в проблему.