Глория

— Нет, я забираю его с собой.

Она сказала то, что Глория знала, что она собиралась сказать, и то, что она не хотела, чтобы она говорила:

— Он должен умереть.

— Он уже мертв! Я хочу его воскресить.

— Ты больше не будешь возвращать людей, когда они умрут.

— Почему?

— Это не то, что мы делаем. Это не наша цель.

— Тогда что мы делаем? Какова наша цель?

Голос ее матери был почти нежным. Почти.

— Мы делаем то, что делали всегда. То, что делала моя мать, то, что делала ее мать, то, что делала ты.

— И что же это?

— Выживать.

Напускная нежность была наполнена сталью в голосе.

— Но мы можем помочь людям! Это накладывает на нас ответственность. Мы можем вернуть людям их любимых! Неужели ты не понимаешь, как это хорошо?

— О, мы можем сделать гораздо больше. — Ее мать наклонилась вперед. — Именно поэтому нас когда-то считали богами.

Глория сделала шаг к ней...

И каким-то образом их позиции поменялись местами.

Когда хижина осталась позади, она стояла лицом к матери, которая стояла в центре улицы и держала Бенджамина, в то время как местные жители грубого вида сгрудились вокруг нее. Но теперь ее мать стояла на полпути вверх по грунтовой дорожке, ведущей к хижине, и Глория оказалась лицом к лицу с ней. Оглянувшись через плечо, она увидела, что жители Хиксвилла стоят в ряд на краю улицы, блокируя любой отход.

Ее мать улыбнулась.

— Ты еще слишком молода и глупа.

— Отдайте его мне! — потребовала Глория.

— Ты хоть помнишь, как он умер?

Она подумала о том, что Рассел сказал ей в последний раз, когда она была здесь.

— Его убил рак.

Ее мать была ошеломлена.

— Ты не можешь этого помнить...

Глория вызывающе посмотрела на нее.

— Но я могу.

— Ну, он еще пожалеет, что у него нет рака. — Она отпустила руку Бенджамина, и прежде чем Глория успела отреагировать, Пола и Мика прибежали со своей стороны хижины и напали на него. Пола саданул его по коленкам и Мика со всей силы ударила кулаком по лицу. Он наполовину оглушенный был оттащен к противоположной стороне здания, где Дэн, все еще безумно ухмыляясь, толкнул его на землю и встал над ним, держа в руке нож.

— Стоп! — закричала Глория. К этому времени она пробежала половину участка, но ее мать двинулась, чтобы преградить ей путь. — Не трогайте его!

На лице ее матери появилось выражение недоуменного гнева.

— Зачем ты это делаешь?!

— Я люблю его.

— Мы не влюбляемся! — кричала ее мать. — Это против правил. Боги не любят смертных!

— Но так сложились обстоятельства.

— Он рожден чтобы... умереть.

Глория посмотрела в искаженное злобой лицо матери, одновременно знакомое и незнакомое, и пришла к внезапному тяжелому осознанию: ей придется убить ее.

Эта идея не была для нее шокирующей или чуждой, как это должно было быть или как ей хотелось. Что-то сдвинулось как внутри, так и вне ее, и Глория испытала странное чувство освобождения при мысли о том, чтобы раз и навсегда покончить с матерью. Сила, которая давила на нее, то, что мешало ей продвигаться вперед, исчезла, и она не сомневалась, что ее запутанные представления о том, кто она есть, прояснятся, как только будет устранено препятствие, стоявшее перед ней.

Ее мать, очевидно, посещали похожие мысли.

— Отступи, и я оставлю тебя в живых, — сказала старуха.

— Нет, — сурово произнесла Глория, — Я не уйду без Бенджамина.

Как выглядело лицо ее матери? Зависть? Непонимание? Что бы это ни было, оно закрепило чувства Глории, и ее охватили ярость и ненависть, подобных которым она не испытывала прежде. В ярости она потянулась вниз и подняла с земли камень. Ее мать насмешливо рассмеялась.

— Что ты собираешься с ним делать? Бросишь в меня?

— Я вышибу тебе мозги, сучка.

— Боюсь, это не поможет бедному Бенджамину, — сказала ее мать, сделав преувеличенно печальное лицо, — Упс. Он умер.

И Глория повернулась, чтобы как раз увидеть, как Дэн вытаскивает свой большой изогнутый нож из тела ее мужа.

Дышать было невозможно. Казалось, из ее легких высосали все до последней капли кислорода. Все было кончено. Все ее время и усилия были напрасны. Все, что она сделала, потерпело неудачу. Бенджамина больше нет. Пока она спорила с матерью, ее мужа убили, и теперь он лежал в грязи, блестящая кровь капала с лезвия и вытекала слабыми струйками из зияющей раны в груди. Дэн все еще безумно ухмылялся, и он вытер сначала одну сторону лезвия, а затем другую о свою рубашку, нарисовав багровый крест на белом материале рубашки.

Глория бросилась на мать, подняв камень, крича, как дикая кошка. Она убьет эту сучку. А потом убьет Дэна. Он был ее сыном, но она хотела его смерти, и ее переполняла ярость, когда она — сидела на белой каменной скамье в белой каменной комнате. Она больше не была собой, ее мать не была ее матерью, и они молча смотрели друг на друга через пустое пространство между ними. У ее матери не было рта, увидела Глория, как и у нее самой. Оба их тела были покрыты густым мехом.

Были ли они такими на самом деле?