Глухая орбита вечности

Журавлев вышел из кабинета следом за Ананьиным. Сандалова посмотрела на утомленное лицо Байдарина. Оживление, вызванное встречей и беседой с друзьями, угасло, пробилась грустинка...

— Эстелла, ты можешь занять комнату Ии. Там есть все, что тебе может потребоваться...

— Спасибо, Сережа. Я хотела бы принять ванну. Все хвалят вашу воду.

Байдарин подошел к пульту и включил подогрев.

— Ты плохо выглядишь, Сережа,— сказала, продолжая его внимательно рассматривать, Сандалова.

— Уже отошел,— усмехнулся Байдарин.— Каждый должен быть искренним в своих чувствах, иначе возникнет сначала недоверие, недоговоренность в отношениях, а потом и просто ложь.

Эстелле показалось, что Сергей осуждает ее за отношения с Сандаловым, и ей стало мучительно стыдно.

— У меня не хватает воли,— едва слышно выдохнула она.

Брови Байдарина вскинулись дугой.

— Это ты к чему?

— К тому, что ты сказал. Я не люблю Якова и не могу уйти от него. Он такой жалкий, что у меня не достает решимости его оставить. Будь у нас ребенок, наша совместная жизнь имела бы смысл.

— Ты говоришь как Ия,— тяжело вздохнул Сергей.— Будто я виноват, что у нас не было детей. Ведь ни у одной семьи...

— Да,— перебила Сандалова,— но, наверное, какие-то рекомбинации могли бы дать положительный результат. Почему не заложить наши данные и не просчитать...

— Мы же люди, Эстелла. Так нельзя. Это же разрушение эстетики чувств. Ну что было бы, если бы мы заранее знали развитие отношений между любящими или какой будет ребенок! В тебе слишком сильно математическое начало...

— Философ! Спенсер! Сократ, прямо-таки! — рассердилась Сандалова.— Что ты знаешь о женщинах? Нашел в чем упрекнуть. Что я тебе — синий чулок, что ли? Математическое начало! Да я женщина прежде всего! И мне нужен ребенок! Понимаешь, Сенека! — на глаза Эстеллы навернулись слезы. Сандалова отвернулась, пытаясь удержать их, но они заструились по щекам.

— Прости, Эстелла! — Байдарин положил руки ей на плечи, закрытые густыми длинными волосами.— Ну, пожалуйста, успокойся. Я не хотел тебя обидеть. Честное слово!

Она вдруг прижалась щекой к его руке.

— Ничего, Сережа. Сейчас пройдет. Видно, сама взвинтила себя. У меня бывает.

Байдарина ошеломил взрыв чувств женщины. Он мог бы давно сообразить, что Эстелла не случайно здесь чаще других, да и шутливые намеки друзей тоже имели основание. Просто, поглощенный собственными чувствами, он не замечал тех искр нежности, которые она дарила ему раньше, пряча от всех глубину чувства и прикрываясь для вида развязно-шутливыми объяснениями, которые он никогда не принимал всерьез.

— Все, Сереженька,— вытирая глаза, улыбнулась Сандалова.— В твоей руке целебная сила. Может быть, это потому, что она настояна на свежем воздухе и травах, или потому, что это рука настоящего мужчины-охотника, несущая в себе рефлексы древних инстинктов?

— Что-то я не замечал в себе этой первобытности.

— Говорят, ты хороший охотник.

— Говорить можно. Просто приходится по необходимости.

— Впрочем, это можно проверить,— загадочно усмехнулась Эстелла.— Ты знаешь свой наследственный код?

— Как каждый из нас.

— Набери-ка.

Байдарин подошел к ЭВМ и, терпеливо нажимая клавиши, набрал код.

— А теперь садись и смотри.

Сандалова, легко играя клавишами, задала программу.

Скоро экран засветился, и Байдарин без особого удовольствия увидел свою обнаженную, быстро модифицирующуюся фигуру. Отрывочные картины сменяли одна другую. Как ни странно, на нем появилось подобие одежды. Он сообразил, что на экране постепенно выявляются все условия возникновения наследственного кода, в том числе и влияние одежды. Пока он размышлял, деградация его кода продолжалась и он увидел довольно крепкого мужчину, потрясающего копьем... Эстелла сняла воспроизведение.

— Ну вот, все ясно! Охотник!

— Ну охотник, так охотник,— согласился Байдарин, отчасти смущаясь тем, что Эстелла видела его в условной наготе и, с другой стороны, побаиваясь, что она, с ее пристрастием к математическому моделированию, может придумать еще более заковыристую программу. Он уже раскаивался, что так легко согласился на ее просьбу.— Вода нагрелась. Можешь принимать ванну.

— Хорошо, сейчас. Ты иди.

Смутно догадываясь, что собирается просчитать Сандалова, Сергей нерешительно потоптался в кабинете.

— Не волнуйся, я получу только конечный результат в цифровом выражении,— понимая его невысказанные мысли, сказала Эстелла.— И притом только для себя.

Он не уходил Ему казалась это чуть ли не святотатством. Она обернулась и окинула его испытующим взглядом. Его нахмуренное лицо было красноречивее слов.

— Ну не хочешь, не надо.— Эстелла поднялась и подошла к нему. — Ну, не буду. Не сердись,— она положила руки ему на плечи.— Я люблю тебя. И это серьезно. Если бы не случилось с тобой — никогда не решилась сказать. А теперь все равно! И не надо так волноваться, Сереженька. Я ведь не навязываюсь, просто для ясности.

Она опустила руки и вышла из кабинета.

***