Читаем Глупые и ненужные полностью

Наконец, ближе к вечеру я увидел аскетично сделанную табличку, оповещающую, что за ней находится маленькое винодельческое хозяйство, которое и принадлежит Серхио.

Я ехал крайне медленно по не асфальтированной дороге, как будто бы крался в надежде, что меня не увидят. Наконец, я увидел складские помещения и погреба, а вот шато, в классическом смысле этого слова, которое представляется при мысли о винограднике, увидеть мне было не суждено.

Подъехав к двум бездельничающим мексиканцам, которые курили одну сигарету на двоих, я спросил, где дом хозяина и где он сам.

Они сказали, что сами его ждут как 30 минут, а дом, собственно, передо мной.

Домом оказалось строение, которое я изначально принял за одно из складских помещений. Маленький двухэтажный квадрат из старого кирпича и деревьев. С маленькими грязными окнами и внушительного размера дверью. Справедливости ради, на склад он был похож не очень сильно, но и на дом, в котором живет хозяин винодельни тоже, скорее нечто среднее. Уже не склад – еще не дом.

Я решил дождаться Серхио не выходя из машины, откинулся на максимально возможный угол сидения и уже через 5 минут дремал, сморенный дорогой, дегустациями и перелетом. Последнее, что запомнил была апельсинового цвета линия горизонта.

*

Нервный стук по стеклу с водительской стороны вернул меня к жизни. Было непонятно сколько я проспал: 5 минут или пару часов, но судя по сумеркам, не меньше часа. За окном стоял даже не человек, а его очертание, я подумал, что это один из мексиканцев решил меня разбудить и чуть раздраженно спросил в приоткрытое окно:

– Чего тебе надо?

Последовала пауза, а потом голос, который я бы не спутал ни с одним голосом на планете робко назвал мое имя.

Я выскочил молниеносно, словно машина горела и бензин уже растекался вокруг.

– Серхио, мой непутевый друг, ты ли это? – сказал я и обнял его чересчур экспрессивно и энергично. От него пахло землей и потом. И я чувствовал всю его электрическую неловкость от моих объятий.

– Получается я. – только и сказал он. – Пошли в дом, а то не гоже стоять возле этой гейской машины больше 2 минут.

Мы зашли в дом, и он включил свет. Внутреннее убранство на удивление оказалось уютным и симпатичным. Но при этом в атмосфере жилья крылось что-то туманное и неконкретное. Огромный круглый стол из дерева стоял прямо по центру, за ним кажется мог уместиться Артур и все его рыцари или Иисус со своими адептами. Кухня и зал были объединены и это создавало огромное пространство и чувство свободы. На белых стенах висели картины и фотографии. Одна из стен была полностью сделана из положенных одну на одну бутылок зеленого цвета. Телевизора и прочей оргтехники я не увидел, за исключением айпода, подключенного к миниатюрной аудиосистеме. Дом, как и сам Серхио, был жесток внешне и сентиментален внутри.

Наконец он посадил меня за стол, а сам вернулся с бутылкой вина и деревянной дощечкой, на которой рваными кусками умещалась нарезка сыров, белого хлеба и сыровяленой колбасы. Он разлил по бокалам вино и наконец сел, позволив себя рассмотреть.

После нескольких лет самоизоляции Серхио напоминает уличного пса, сплошные ребра, нечёсаные волосы, недоверчивые глаза цвета лиловых синяков – трагичное и опасное существо, нуждающееся в уходе и любви. Он постарел как будто бы за нас обоих (сам то я лелеял мысль, что не постарел вообще). Его некогда белая футболка была в красных пятнах вина, напоминавшие кровоподтеки, а по форме пятна похожи на Африку и Австралию плюс мелкий архипелаг отдельно стоящих капель. На ногах болтались пыльно-серые мешковатые штаны, которые были ему явно велики, но видимо главная их функция заключалась в том, чтобы ни в чем хозяина не ограничивать.

Глядя ему в глаза, я как будто сам того не желая, оказался в кране некомфортной, но удивительной позиции – словно застал кого-то в момент крайней уязвимости.

– Ты тоже выглядишь неважно, брат. – сказал он, будто читая мои мысли и мы подняли бокалы.

– Я не сказал, что ты выглядишь херово. – мне стало неловко от своего полу вранья.

– Да забей. Лучше скажи, как ты меня нашел и какими судьбами?

Я рассказал ему про бутылку, про свою идиотскую задумку с отпуском и встречей со всеми своими друзьями, про то, как уже побывал в Эббинге и встретился с Софой. В обще это был сплошной поток фраз начинающихся с «я».

– Как, кстати, поживает эта сука?

Серхио всегда не любил Софу и с годами это чувство не рассеялось, а быть может даже окрепло. Причины ненависти я до конца не понимал, и по традиции пропускал мимо ушей все выпады в ее адрес.

– Нормально, преподает философию.

– Так ей и надо.

Я улыбнулся. И как будто бы сразу вспомнил прежнего Серхио, который если кого-то или что-то не любил, то брал по максимуму. Мы чокнулись бокалами, которые выглядели и звучали лучше, чем весь дом, в котором мы находились. У вина был щедрый, приятный вкус, с акцентом малины и вишни дополняющихся штрихами корицы.

– Очень хорошее пино, что-то пряное напополам с дубом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза