Гнев терпеливого человека

К 13 ноября, когда на землю лег первый снег, их 32-я отдельная мотострелковая бригада сбила последний из заслонов и прорвалась к Усть-Лужскому порту, одновременно силами одного из своих батальонов перехватив рокадную дорогу 41К-109 в районе Ханике. Практически в те же самые часы 23-я гвардейская отдельная мотострелковая бригада ликвидировала остатки усиленной батальонной боевой группы из состава 17-й Великопольской механизированной бригады. Успешно прикрывавшей – и успешно прикрывшей, – отход 11-й польской Любуской дивизии бронетанковой кавалерии на восток, к эстонской границе, и доставившей столько проблем всей 1-й Армии. Прижатая к болотам у восточного отрога Нарвского водохранилища боевая группа не без оснований рассчитывала на эвакуацию личного состава водным путем, но не сложилось. На этом русское наступление на севере выдохлось окончательно.

Николай очень надеялся, что судьба развернет его к родному городу: пусть после смены, переформировки, отдыха, чего угодно. Нет. Петербург остался северо-восточнее: бригады обошли его по широкой дуге, и с невысокой лейтенантской колокольни можно было только гадать – какой в этом есть особенный военный смысл. Ровно так же до сих пор не была взята Москва. Две армии, более известные как 1-я Новая и 2-я Новая, чем просто как 1-я и 2-я, давно замкнули кольцо окружения и уже довольно сильно продвинулись к западу. Однако и Москву, и довольно значительную часть Московской области оккупанты до сих пор удерживали за собой. Тактическая обстановка в какой-то степени напоминала классический «слоеный пирог», потому что войск у обеих сторон было довольно мало, и сплошной линии фронта так и не возникло. Каждая из бригад и каждый из батальонов могли находиться в полуокружении, и при этом действовать довольно активно. Стратегическое же значение окружения крупной вражеской группировки в четырехугольнике Клин – Серпухов – Воскресенск – Краснозаводск было очевидным. Попытки деблокады явно имели место – так, в сводках сначала упомянули об освобождении Волоколамска, потом о том, что его пришлось оставить «после напряженных боев», и только неделю спустя опять сказали, что этот город «удалось повторно освободить». Любитель прикладной семантики Ляхин решил, что слово «удалось» имеет большой смысл – успех явно дался нелегко. Впрочем, легко в эти дни не давалось вообще ничего. Однако в сводках мелькали названия городов и городков, располагающихся много западнее Москвы, между Москвой и Петербургом, между Москвой и Воронежем. Это вдохновляло.

Как-то постепенно они все перестали сомневаться в исходе этой войны. Даже самым большим оптимистам было ясно, что до победы еще драться и драться, что погибнут еще многие, а среди них, воюющих, так уж точно почти все. Но медленно и постепенно становилось похоже на то, что страну им удалось отстоять. Плохо, что под врагом столица и родной Питер; плохо, что далеко не все идет гладко на юге и Дальнем Востоке. Но не всё сразу – так они говорили себе.

Краткая передышка у Усть-Луги позволила Николаю не просто прийти в себя от непрерывной изматывающей работы, сводящей с ума. Он впервые за долгое время начал не просто плыть по течению и делать то, что требуется, но и думать. И, как ни странно, одна из главных его мыслей оказалась о коммунизме. Может быть, сыграло какую-то роль то, какие стояли дни – сначала было 4 ноября, потом 7 ноября, потом прошло еще много дней, но был все-таки еще ноябрь. Неизгладимое, конечно, впечатление произвел на него сам факт выступления Киргизии и двух других среднеазиатских республик на стороне уже практически побежденной России. Как и все иные республики бывшего СССР, азиаты очень гордились своей независимостью от России. И те же киргизы с удовольствием сменили ее на зависимость от Казахстана, Китая и США. Которые были проводниками демократии, богатыми клиентами на распродаже их страны по кусочкам, и все такое. Понаехавшие на исконно киргизские земли русские, без спроса понастроившие тут свои школы, больницы и заводы, должны были испытывать за все это чувство вины. Во всяком случае, такое ощущение складывалось. Что вызывало понятную обиду. Но ребята из разведвзвода панфиловцев после первого же совместного боя объяснили лейтенанту-медику, что не все так худо. На пальцах объяснили, вербально, без предъявления лишних доказательств. Потому как кровь не вода – и кровь, пролитая бойцами киргизских Вооруженных сил под Лодейным Полем за свободу России, – это аргумент посильнее любой политической трепотни.