На одном из экранов камера отслеживала перемещение катализатора. Покрытую сенсорами женщину выкатили из комнаты на высокотехнологичном инвалидном кресле. Коммуникации протомолекулы идут в обе стороны, и происходящее с образцом не менее важно, чем то, что случится в мертвой системе, которую они собирались активировать.
Кресло двигалось на магнитных колесах по коридору к отсеку в корпусе корабля, прочь от радиационной защиты и другого технологического волшебства, с помощью которого команда Кортасара блокировала общение их образца с остальными.
Ничего не происходило.
— Пока отклика нет, — сказал Тревон.
— Да ладно, — ответил Фаиз. Сарказм в его тоне предназначался всем, кроме Тревона, который его не распознает.
Хотя протомолекула могла общаться на скорости, превышающей световую, коммуникации начинались не сразу. Пространство не имело для протомолекулы большого значения, но скорость света тем не менее играла свою роль, Элви подозревала, что сначала происходил обмен сигналами на скорости ниже световой, во время которого звенья протомолекулы договаривались о том, какой протокол использовать. Это было нечто среднее между предположением и метафорой, но помогало Элви в размышлениях над вопросом.
Ее образец появился в загонах лаборатории Кортасара и до недавнего времени не существовал. А то, с чем они намеревались взаимодействовать, ожидало их с тех пор, как человечество было не более чем извращенной идеей, придуманной парой амёб. И потому, когда её звено впервые появилось неподалёку — в смысле, в пределах той же солнечной системы — им пришлось создавать некую связь друг с другом прямо на ходу. Это потрясающе и в то же время странно. И совсем не так, как работает квантовое сплетение, но в то же время и так.
За время работы с протомолекулой и создавшей ее цивилизацией Элви не раз порадовалась, что она не физик. То, что творила протомолекула в биологическом плане, пусть и не было полностью объяснено, но хотя бы оставляло надежду, что когда-нибудь это случится. Механизм захвата жизни и приспособления ее под свои цели был чрезвычайно продвинутым, но тем не менее не слишком отличался от вирусов и паразитирующих грибов. Элви пока не поняла все правила, но чувствовала, что смогла бы при наличии времени на исследования.
На физическом уровне это больше походило не на изменение и улучшение стандартных моделей, а на опрокидывание шахматной доски со всеми фигурами. Элви задумалась, не пытается ли Джен Ливли своими вечными шуточками защититься от подступающего безумия, когда привычная картина мира ежедневно рвется в мелкие клочки.
— Есть реакция, — сказал Тревон.
— Да, — подтвердила Джен, — в объекте что-то происходит.
— Какая задержка? — спросила Элви.
— Восемнадцать минут.
Они находились в девяти световых минутах от объекта, и это означало, что проверка связи произошла почти на световой скорости. Ей в самом деле нужно записать эту гипотезу и обсудить с наноинформатиками.
На мониторах Элви запестрили данные с сенсоров катализатора. Слишком много, чтобы анализировать в реальном времени, и Элви просто позволила этой волне графиков и цифр катиться сквозь нее. Еще будет возможность разобраться, что все они означают.
— Пока выглядит стабильно, — сказал Тревон.
— Всегда радуюсь, когда что-нибудь не взрывается прямо на глазах, — буркнула Элви, но никто не засмеялся.
— Знаете, из-за чего алмаз зеленый? — спросила Джен всех вместе и никого в отдельности. — Я это выяснила.
— Радиация, — отозвался Фаиз. Конечно, он знал. Он тоже был на Илосе в качестве геолога. Если открытие врат подарило Элви тринадцать сотен биосфер, то Фаиз получил в десять раз больше объектов исследования. Некоторые столь экзотические, как огромный кусок углеродного кристалла приятного оттенка.
— Алмазы, формирующиеся под воздействием радиации, могут приобретать зеленый цвет. Иногда их даже принимают за изумруды, но это совершенно иной минерал. Изумруды — это берилл, а не углерод.
— Испортил мне весь эффект, дружище, — сказала Джен. — Но спорим, это значит, что здешняя звезда была намного активнее, когда сформировался объект. По моим прикидкам, основанным на угасании звезды, объекту почти пять миллиардов лет. Он висит тут треть времени существования вселенной.
— Значит, это один из старейших среди найденных нами артефактов, — заметил внезапно заинтересовавшийся Тревон. — Может, создан на самой заре их цивилизации.
— Очень интересно, — сказал Сагале. Его сдержанный тон выдавал нетерпение. — Что он делает?
Он имел в виду «Что он делает такого, что поможет нам в борьбе с упырями из другого времени и пространства?» Несмотря на выделенный Элви бездонный бюджет, команду лучших из лучших ученых и специально построенный великолепный корабль, Первого консула и Директорат по науке интересовал лишь один результат. Как остановить то, что съедает проходящие сквозь врата корабли.
— Не знаю, — ответила Элви. — Дайте взглянуть.