— Выброс гамма-лучей, — сказала Тереза. — Самое энергоёмкое физическое явление. Мы видели гамма-взрывы в других галактиках.
— Верно, — кивнул отец, но Терезе никак не удавалось сосредоточиться. — Ну, а что ты помнишь о системе Текома?
В голове было пусто. Но она должна знать. Должна вспомнить.
— Полюса оси вращения этой звезды расположены на одной линии с вратами, — мягко напомнил отец. — Ни одна из известных систем так не ориентирована.
— Что случилось? — спросила Тереза, и отец опять убрал руку, чтобы она дочитала оставшуюся часть отчёта. — Мы лишились двух врат?
— Да, мы их потеряли, — сказала отец, как будто это совершенно нормально. — И мы видели шлейфы гамма-радиации со стороны солнечных систем всех остальных врат кольца, очень похожие на те, которые наблюдались, когда «Буря» ударила инопланетную станцию в хабе кольца генератором магнитных полей. И...
Словно слышать, как однажды проснулся утром, а какого-то цвета нет. К примеру, красный исчез. Или что цифру три можно снести с числовой оси. Узнавать, что врата возможно разрушить — это как вдруг обнаружить возможность попрать основополагающие законы вселенной, настолько привычные, что даже не рассматриваются как правила. Если бы отец сказал «на самом деле у тебя два тела», или «иногда можно проходить сквозь стену», или «вдыхать можно и камни», это не казалось бы более странным. Не так сильно смущало бы.
Отец поднял брови. Что ещё? Тереза заглянула в отчёт. Она испытала шок, но руки не затряслись. Чтобы дочитать, потребовалась всего пара секунд.
— И «Иорданская долина» не завершила транзит, — сказала она. — Мы потеряли корабль.
— Да, — подтвердил отец. — Так что, проблема, очевидно, важнейшая. Как и решение, которое предстоит принять. Что теперь со всем этим делать?
Тереза покачала головой, не в знак несогласия, а просто пытаясь хоть что-нибудь прояснить. Масштаб ущерба — чудовищный. Отец сцепил пальцы, откинулся на спинку кресла.
— Это политическое решение. А политические решения тяжелы, поскольку правильного ответа может и не быть. Поставь себя на моё место. МЫсли глобальнее. Не только сейчас и не только здесь, но всюду, куда придёт человечество. И навсегда. Какой способ действия для меня теперь самый разумный?
— Не знаю, — голос Терезы стал тоненьким, даже для неё.
Он кивнул.
— Это хотя бы честно. Позволь мне сузить твой выбор. Теоретически, правила игры таковы, что, когда исчезает корабль, мы наказываем оппонентов. Я лично установил это правило. И теперь, в свете произошедшего, мы должны ему следовать или остановиться?
— Остановиться, — не колеблясь отозвалась Тереза. Она видела разочарование в отцовских глазах, но не понимала причины. Это же очевидный ответ.
Он сделал глубокий вздох и, прежде чем продолжить, на миг прижал пальцы к губам.
— Давай я добавлю некоторый контекст, — начал он. — Помню, когда ты была маленькой, произошёл один инцидент. Твоя мама тогда ещё была с нами, ну, а ты была совсем крошкой. Только начала говорить. У тебя была любимая игрушка — деревянная резная лошадка.
— Я её не помню.
— Ничего страшного. В тот день тебя надо было укладывать спать, ты устала, и тебе нездоровилось. Мама хотела тебя покормить, как всегда перед сном, но ты грызла свою лошадку, рот был занят. И поэтому мама забрала у тебя лошадку, а ты ударилась в слёзы. В тот момент у нас было два варианта. Мы могли забрать у тебя игрушку, чтобы ты делала то, что нужно. Или отдать обратно и таким образом дать тебе понять, что истерика помогает.
Перед ней словно отражением мыслей появился образ — Эльза в объятиях матери. Неужели это неправильно? И разве мать Эльзы, утешая своё дитя, объясняет ей, что можно кричать и опрокидывать стол? В тот момент Терезе так не казалось.
— Ты считаешь, что мы должны... Ты пошлёшь за врата корабль с бомбой?
— Зуб за зуб, — сказал он. — Это значит, придется на какое-то время остановить трафик через кольцо врат. Это значит больше не эвакуировать корабли до тех пор, пока не проведем эксперимент. Но зато дадим знать врагу, что способны его наказать. Или можем показать, что не способны.
— Ох... — сказала Тереза. Она просто не знала, что ещё тут можно сказать.
Отец наклонил голову. Голос остался таким же мягким, почти утешающим.
— Вот почему я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Таким, как мы, приходится принимать подобные решения. Простым людям — нет. Здесь требуется применять логику и дальновидность, которые есть у нас. И мы будем беспощадны. Для иного выбора ставки чересчур высоки.
— Это для нас единственный способ выиграть, — сказала она.
— Не могу утверждать, что мы выиграем, — ответил отец. — И никогда не мог. Я всегда знал только то, что мы будем сражаться. С того момента, как открылись врата, я знал, что мы пройдём через них. И что нам придётся столкнуться с тем, что уничтожило цивилизацию, бывшую здесь до нас.
— Готы, — сказала она. — Готы и свинцовые водопроводные трубы.
Отец усмехнулся.