Гнездо

Мелоди сидела в машине возле маленькой комиссионки на Мейн-стрит уже почти час. Стаканчик кофе, стоявший в держателе, остыл. Она впустую жгла бензин, потому что было слишком холодно, чтобы заглушить машину и просидеть больше пары минут, не включая печку, но она никак не могла собраться с силами и войти в магазин, чтобы поговорить с Джо Малколмом, которому магазин принадлежал, – Мелоди была с ним знакома, потому что дети Джо, двое сыновей, тоже учились в старшей школе и еще потому, что временами продавала ему что-то из мебели. Вещи, которые она покупала, переделывала, но которые не вписывались в интерьер дома и были, как ей казалось, слишком хороши для газеты бесплатных объявлений и слишком громоздки для «Ибея». Джо всегда нравилось то, что приносила Мелоди. Большая часть ее вещей продавалась, и Мелоди выручала немножко денег за то, чем действительно любила заниматься. Сегодня перед ней стояла совсем другая задача.

Мелоди повернула ключ зажигания, чтобы убрать выхлоп, но оставила обороты, позволявшие работать радио. Когда ей станет совсем холодно, она пойдет внутрь и покажет Джо фотографии всей мебели в доме, всех вещей, за которыми годами охотилась по блошиным рынкам и распродажам имущества, своих любимых находок, ценных предметов, купленных за гроши у продавцов, не понимавших, насколько те хороши; потрепанный столик от Stickley, который кто-то преступно покрасил губкой, но теперь ошкуренный и восстановленный; черное кожаное кресло Barcelona, которое было все в ожогах от сигарет и других неприятных пятнах – она поменяла обивку на яркий бирюзовый твид; и ее любимец, прекрасный дубовый чертежный столик с наклонной столешницей. Нора и Луиза годами за ним рисовали, делали домашнее задание или просто сидели рядом, читая книжку. Она готова была продать все, лишь бы успокоить, утихомирить Уолта. Она бы что угодно продала. Почти.

Мелоди знала, что Нора и Луиза за глаза называют ее Генералом, но ей было все равно. Все равно, потому что еще она знала, каково это – вырасти в анархии, в доме, где родители настолько небрежны, что почти невидимы. Мелоди знала, каково это, когда учителя с сомнением и тревогой спрашивают, придут ли ее родители на собрание. Она знала, каково напрасно искать их лица в зале во время школьного спектакля или концерта. Она поклялась, что будет совершенно другой матерью, и то, что у нее родилась двойня, не сбило ее с курса. Иногда она чуть с ума не сходила, мечась между внешкольными занятиями дочерей. Она составляла таблицы, сколько времени проводит с каждой, стараясь выравнивать его, насколько это было в человеческих силах. Она ни разу не пропустила ни единого концерта, спектакля, футбольного матча, забега, совместного выпекания брауни, выступления хора. Она каждый день паковала здоровый ланч, по пятницам добавляя конфету, – гулять так гулять. Она писала им ободряющие записки и приезжала забирать на четверть часа раньше срока, чтобы девочки не стояли одни на парковке, думая, не притормозит ли кто, чтобы подвезти их домой; гадая, заметит ли кто-нибудь вообще, что их нет.

Она помнила их первые исследовательские вылазки, как будто те были вчера. Ехать на север, смотреть, как чахлые городские деревья сменяются величественными вязами и вековыми соснами гор Таконика. Нора и Луиза спят сзади в своих детских сиденьях, сосут одинаковые пустышки. Мелоди сразу полюбила эту деревеньку, с милыми одежными магазинчиками и пекарнями, где все женщины катили перед собой коляски, а одеты были в спортивные костюмы цвета фруктового мороженого. Ничего общего с грязью и какофонией их улицы, технически располагавшейся в Испанском Гарлеме[29].

Они сняли кондо в менее востребованной части города. Два года подряд Мелоди сажала близнецов в коляску и шла на улицы по другую сторону рельсов (в буквальном смысле). Электричка делила город на желанную часть (ближе к воде) и менее желанную (ближе к торговому центру). Она не знала, что ищет, до того дня, как увидела его. Маленький домик, умудрившийся пережить повальную реновацию и расширение, затронувшие большинство окрестных улиц. Дом с верандой в стиле «Искусств и ремесел»[30], явно пришедший в упадок. В то утро, когда она проходила мимо, мужчина примерно ее лет загружал в машину коробки.

– Выезжаете? – спросила Мелоди, стараясь, чтобы это прозвучало приветливо, но не слишком любопытно.

– Маму вывожу, – сказал мужчина; он смотрел на девочек, как и все. – Близняшки?

– Да, – ответила Мелоди. – Им почти три.

– У меня тоже близняшки.

Он склонился к коляске и минутку поиграл с девочками, делая вид, что отрывает нос, а потом приставляет его обратно; это была их любимая игра.

– А что будет с домом? – спросила Мелоди.

Мужчина выпрямился и вздохнул. Прищурившись, посмотрел на дом.

– Не знаю, такое дело, – сказал он убитым голосом. – Столько всего нужно сделать, чтобы привести его в порядок для продажи. Риелтор говорит, что он и работы-то не стоит, его наверняка снесут и построят что-нибудь вот такое.