Гнездо

Стефани вытащила из кармана жакета телефон посмотреть, сколько времени. Едва он оказался у нее в руках, она, не удержавшись, открыла приложение, которое отслеживало развитие ребенка, основываясь на предполагаемой дате родов. «На этой неделе ваш ребенок размером с яблочное семечко! На этой неделе ваш ребенок размером с ядро миндаля! На этой – с оливку!» Она нажала кнопку, и появилась фотография девятинедельного эмбриона: что-то вроде крошечной креветки, свернувшееся ракообразное с огромной головой и наметившимися ручками, как в научной фантастике. И, как почти каждый раз, когда она смотрела на эти странные картинки, Стефани ощутила, что краснеет. Просто ни в какие ворота, насколько она была сбита с толку тем, что в сорок один год, не будучи замужем, она случайно забеременела от Лео Плама, самого – в этом не было ни малейшего сомнения – безответственного и самого не годившегося в отцы из всех мужчин, которых она любила в этой жизни.

Она понимала, что это безумие, она миллион раз в день говорила себе, что это безумие, но обнаружила, что не может совсем подавить мимолетные мгновения оптимизма – по поводу ребенка, безусловно; по поводу Лео… возможно. Ее удивляло, насколько ответственным он был в последнее время, насколько был рядом. Он помогал по дому. Он, казалось, работал целыми днями и с нетерпением ждал встречи с Нэйтаном. Он все время читал. Ничто в его поведении не наводило ее на мысль, что он не совсем чист и трезв. Она не могла не думать о том, не подводило ли все в ее жизни к этому моменту – продажа агентства, деньги на счете, свободное время, Лео, который, казалось, вернулся в ее постель, пытаясь что-то кому-то возместить. То, что она получала от этого «нового» Лео, то, чего она желала столько лет и на что столько лет назад перестала надеяться, сочтя усилия напрасными – Лео в гостиной, строчащий что-то в блокноте, Лео в ее постели по утрам, проводящий пальцем по ее спине, Лео вечерами на кухне, закрывающий книжку и сажающий ее к себе на колени, – что ж, она решила не слишком все это анализировать. Она решила эгоистично, жадно это взять. Все сразу. Может быть, даже этот новый поворот, это нежданное последствие отключения света.

За многие годы она не раз думала завести ребенка с разными мужчинами. Замужество в ее планы не входило; она была не против, просто и за тоже не была. Она относилась к появлявшемуся временами желанию завести ребенка так же, как к периодическому желанию завести собаку. Пусть будет, посмотрим, пройдет ли; всегда проходило, и она принимала это как добрый знак. Потому что другие желанные ей вещи (дом, договор с определенным автором, стол середины века в хорошем состоянии) не ускользали, они укоренялись до тех пор, пока она не превращала желание в обладание. Мысли о материнстве никогда по-настоящему ее не преследовали, как, скажем, преследовало желание посадить во дворе малиновые пионы, и это утешало, когда она представляла, как ее яичники высылают остатки жизнеспособных яйцеклеток за границу ее репродуктивной системы.

А потом эта буря. И неожиданно-ожидаемое появление Лео. Отключение электричества. Лео. Чуть больше вина, чем надо (для нее), знакомые губы (его). Лео казался несколько подавленным. Она его рассмешила. Они поговорили. Он взял ее за запястья, обхватил их большим и указательным пальцами, притянул ее к себе (совсем как в тот первый вечер, когда их дружба стала чем-то еще, в тот вечер, когда он повернулся к ней в закрытой кабинке маленькой бургерной и сказал: «Я все думал, что у тебя под блузкой»), а потом провел в танце через кухню, в темноте, при луне, и поцеловал с таким намерением присвоить, что ей показалось, будто она сейчас воспламенится. Лео. Что еще было делать, когда погас свет – выл ветер, ломались и падали ветки, – кроме как разжечь огонь, дать ему снять ее свитер через голову, расстегнуть на ней джинсы и трахать до одурения под немигающим мраморным взглядом Лилиан.

Она еще раз взглянула на то, что написала. Ее четыре понятия. Надо будет поговорить с Лео, и очень скоро. Что бы он ни сказал, как бы ни отреагировал, решение оставалось за ней. Это принадлежало ей. Она сняла колпачок с ручки, вычеркнула «одинокая» и написала «мать».

Выглядело не так и ужасно.

Глава двадцать вторая

Когда Матильда, приходившая в себя в больнице, узнала, сколько денег получит от семьи Пламов, какие только фантазии ни приходили ей в голову – на что их потратить. (Она со стыдом вспоминала, что первой невольной мыслью была пара замшевых сапог, которые она вожделела, тех, до середины бедра; потом она вспомнила.) Она думала о поездках и одежде, о машинах и телевизорах с плоским экраном. Думала купить сестре собственный салон красоты, та всегда о нем мечтала. Думала, не оплатить ли матери развод.

Сотрудники клиники старались подготовить ее к грядущим расходам – не только на протез (а его еще надо будет менять раз в несколько лет) и разные связанные с ним медицинские вопросы и траты, но и на изменения, которые надо будет провести дома.