СЛЕДОВАТЕЛЬ. Павел Игоревич, не выходите за рамки дела. Напомню, вы находитесь под присягой. Каждое сказанное вами слово может быть использовано и против вас.
ПАВЕЛ ИГОРЕВИЧ. Это не тайна для меня, это не тайна ни для кого.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Поймите, мы же друг другу не враги.
ПАВЕЛ ИГОРЕВИЧ. Поймите и вы, товарищ главный следователь, тот человек, с которым мы связались, он вовсе и не человек, по большому счёту он – всё, что о нём подумают, всё, что произнесут вслух. Вы говорите «религиозный мотив», и он появляется и вместе с именем жертвы[177]
развивается, укореняется, хотя ещё минуту назад и речи об этом не шло. А скажите, что это заказ неведомого закулисного правительства – и оно тут как тут, через посредство нефти запускает свои щупальца в экономики всех стран мира. Любовь, безумие, мистика? Пожалуйста! Будьте откровенны с собой, чего боитесь лично вы?СЛЕДОВАТЕЛЬ. Павел Игоревич, вы прям в ударе… но не могли бы вы поподробнее?
ПАВЕЛ ИГОРЕВИЧ. Вот в школе, например, талантливому (не одарённому, но просто талантливому) ученику говорят: «Ты хорош в математике, это твоё» – и ведь он находит подтверждение этому в своём малом успехе, занимается математикой, а от всего остального отворачивается, либо же говорят: «Ты хорош в иностранных языках» – и он их учит один за другим. Зачем? Да кто знает-то. Ему скажут: «Убивай» – он убьёт. Если они рождаются красивыми – их подхватывают и несут вверх, откуда затем им предстоит рухнуть вниз; в противном же случае это ничем не примечательные пустоглазые люди. Пустоглазый человек… Вы таких когда-нибудь встречали, господин главный следователь?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Дерзите… Дерзость – это грех.
ПАВЕЛ ИГОРЕВИЧ. Думается мне, что клиент наш красив. А ещё у него чрезмерно прилежный почерк – это в нём и выдаёт сборного человека. И тут как тут главные спутники мёртвого внутри – одиночество и внутренние конфликты, раздирающие душу буквально на части. Одиночество побуждает его в течение дня при каждом удобном случае замыкаться в мобильнике: во время офисной дремоты, затем полуторачасовая дорога в свою окраину, чтобы дома, трижды проверив замок, наконец включить лэптоп и беспрепятственно бороздить просторы интернета, злоупотребляя кофе; по выходным же и праздникам он наверняка заставляет себя выбираться в ближайший парк, где садится на любимую скамейку, ну знаете, деревья, кусты, свежий воздух – создаёт иллюзию приемлемости и продолжает изучать чужие странички в соцсетях, пропуская через себя тонны лишней информации с одной-единственной целью – заполнить внутреннюю пустоту. Жаль, что превозмочь одиночество таким способом не получится, по крайней мере, никому ещё не удавалось, а вот расшатать психику, получить расстройство сна и заделаться в невротики – вполне. Он, может быть, и хотел бы полноценно сойти с ума, но и это ему не под силу – только и остаётся, что играть, играть, беседовать с немыми собеседниками и ещё раз играть. Найти его и вычислить, перебирая «мóтивы», не выйдет, можете хоть сто лет копаться в грязном исподнем. Нам нужны другие ориентиры. Он – исчезающий, когда на него не смотрят, и появляющийся, когда светят на него фонарём. Он – родившийся на ходу разговор с незнакомцами. Он – солянка из того, что осталось в холодильнике, секрет удачного и неудачного рецепта которой прост донельзя. Он – то, что вы в нём обнаружите и что своей рукой в него положите!
СЛЕДОВАТЕЛЬ. И как же его ловить изволите, если он – солянка? С лимоном и оливками?
ПАВЕЛ ИГОРЕВИЧ (
Но вот незадача, находит он не их самих, а тех, кто якобы[180]
выглядитСЛЕДОВАТЕЛЬ. И?
ПАВЕЛ ИГОРЕВИЧ. Ловить нужно на живца.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы сейчас имеете в виду что-то конкретное?