Негодующе фыркнув, я с удовольствием отметила вытянутое лицо эльфа. Считая себя в должной мере отмщённой, прошла к столику, грациозно устроившись в кресле спиной к Алистару, лишь бы не видеть этого сплошного соблазна и не сожалеть о содеянном.
«Подлец! Негодяй! Да он виртуоз похлеще меня будет!» - кипела я в собственной злости, методично расчёсывала гребнем локоны. Но пальцы не слушались, руки дрожали, тело зудело от неудовлетворённого желания, и соски, которых касались его губы, нещадно жгли. Ко всему прочему прибавилось противное чувство вины перед Лайнеф, тайну которой я не имела права выдавать.
Минут десять, не меньше, в палате стояла тишина. Странно, почему до сих пор он молчит? Уверенная, что советник оденется и тут же приступит к педантичному допросу, будет вгрызаться в каждую сказанную мной фразу о рождении Квинта, бросая колкие недоверчивые взгляды, возможно, в своей манере опустится до обвинительных нотаций, я никак не рассчитывала на эту пустую тишину. Подождав ещё несколько минут, я решилась к нему oбернуться…
Абсолютно нагой Алистар Кемпбелл преспокойно развалился как раз по центру кровати, закинув руку за голову. При этом лежал он на спинe, глаза закрыты, черты лица смягчились, а дыхание выровнялось, судя по мерным движениям груди. Невозмоҗно, но он просто спал.
- Великолепно! Господин советник отдохнуть изволили в моих покоях, – потрясённо пробурчала я.
С отрочества привыкшая отстаивать право жить, а не ничтожно существовать, я ревностно оберегала своё личное пространство. Любое посягательство посторонних на него вызывало во мне чувство сопротивления, и зачастую в той или иной мере грозило дерзнувшим расправой, ярчайшим примером чего был мой братец.
Но сейчас представшая передо мной картина спящего Алистара на моём ложе робкой улыбкой тронула губы и неразборчивым ощущением пробежалась по коже. Приятным, несомненно, но это не имело отношения к вожделению, хотя, не отрицаю, собственный муж меня непомерно волновал. Однако тут нечто иное, объяснение чему я пока не находила.
– Надо бы пoщадить чувства прислужницы и прикрыть этого Апoллона.
Я достала из сундука шерстяной тартан, подошла к спящему мужу, отмечая на сильном тренированном теле старые и свежие шрамы, наклонилась, чтобы накрыть и… охнула от неожиданности, когда мужская рука, крепко обхватив меня за талию, опрокинула на кровать и прижала к себе.
- Историю рождения демэльфа ты мне расскажешь позҗе, – не открывая глаз, промолвил Алистар. - Я решил позволить себе маленькую роскошь иметь собственного телохранителя Cam Verya, который будет охранять мой сон.
Он замолчал и очень скоро провалился в глубокий сон. Я рассматривала лицо Алистара, задумываясь, почему советник назвал Квинта демэльфом, и как могла считать Кемпбелла холодным, когдa рядом с ним так тепло. Постепенно сон сморил и меня. Глаза смежились, но прежде, чем последовать примеру мужа, я нашла определение тому ощущению, которое испытывала рядом с ним – это было чувство уюта и полной защищённости.
ГЛАВА 4. БЛИЗ ДАННОТТАРΑ.
Квинт.
Не было ничего, кроме опустошающей безысходности. Я сидел на берегу возле матери и вкушал отвратительное чувство беспомощности, которое не коснулось окружающей вокруг меня жизни. Совершенно. Ни этих наперебой галдящих чаек, раздражающих самим своим присутствием - сродни поганому воронью, они метались по берегу, подхватывая выброшенную прибоем рыбу, с жадностью набивали себе брюхо и, заклёвывая менее удачливых соперников, испускали омерзительный крики. Ни серых крабов, спешно снующих по песку в стремлении вернуться в привычную себе подводную среду. Ни раскинувшегося за моей спиной леса, будто в насмешку оживлённо шелестящего листвой вековых деревьев. Ни этого чёртова моря, выбросившего нас обоих на сушу. Ветер. Солнце. Воздух… Безысходность не притронулась к ним. Она лишь нещадно свербела где-то внутри груди, ибо я чувствовал, как жизнь покидает эльфийское тело.
Распростёртое тут же, почти нагое, белизной тосканского мрамора оно поразительно походило на разрушенные и осквернённые изваяния римских богинь, что после набегов дикарей нам с сослуживцами доводилось видеть в опустевших усадьбах римских патрициев. Страшные раны на нём, оставленные сталью и когтями зверей, были столь глубокими, что даже закалённая в сражениях, тренированная плоть декуриона более не способна была оставаться обителью жизни, и единственное, что ещё удерживало командора среди живых – свободный дух непобеждённого воина.
Командор никогда не сдавалась. Никогда! Любой, бросивший ей вызов, неизбежно отправлялся к праотцам. И сегодняшнее нападение не сошло убийце с рук. Очухавшись у чёртова утёса, я сам видел размозжённое о камни тело поверженной твари - обугленный демон, выжженный изнутри своим сатанинским пламенем, с пустыми глазницами и застывшей в зверином оскале почерневшей мордой. Отвратительная и страшная смерть, но если бы её было довольно, чтобы вернуть командора к жизни…