- Надо бы раздобыть одежду. В таком виде далеко не уйдём, – вспомнив о припрятанной торбе и собственной рубахе, я поспешил за ними и очень вовремя оказался недалеко от утёса, чтобы видеть, как данноттарские стражи прочёсывают побережье в поисках декуриoна. Я злорадно оскалился:
– Ну уж дудки вам, ублюдки. Не знаю, за каким чёртом моя мать сдалась вашему вожаку, только хер ему в зад, а не командора на блюде.
Прячась за валунами, я прокрался к кустарникам, где были припрятаны мои вещички, забрал всё и, оставаясь незамеченным, благополучнo вернулся обратно. Лайнеф ещё не пришла в себя. Между тем нужно было убираться отсюда, не ровен час, и до этого места доберутся. Подхватив мать на руки (я и не предполагал, что она такая лёгкая), я поторопился углубиться в густой лес.
Лайнеф.
Пение птиц ласкало слух, но пробудилась я от восхитительного аромата жаркого, смешанного с запахом ельника. Щекоча ноздри, это благовоние пробуждало зверский аппетит. Поддакивая ему, желудок громко заурчал, а рот наполнился слюной. Давненько я не чувствовала такого зверского голода. Интересно, кто сегодня кухарит, Люций или Αврелий? Судя по тому, что нет этой отвратительной вони куркумы, определённо Люций. Тем лучше. Его готовка никогда меня не разочаровывала. Аврелий же, вечно стремясь угодить, щедро сдабривал мясо всевозможными экзотическими приправами, которые, по правде сказать, я терпеть не могла, вполне довольствуясь жгучим перцем. Хотя, я бы сейчас не отказалась и от того кульминационно-провального его шедевра в виде пересоленных и передержанных в винном уксусе бычьих мозгов, после которого половина турмы посчитали позорный столб для горе-повара слишком мягким наказанием.
Стоп. О чём это я?! Турма давно расфoрмирована, Люций и Αврелий погибли под Килхурном, а последнее, что помню, были демоны Сегорн и… Эйблихир. Да! Именно Эйблихир вонзил меч мне в спину, а после… Я содрогнулась и похолодела, когда это «после» воскресло в памяти клокочущей яростью в кровавых глазах навалившегося на меня чудовища. Как исступлённо он сдирал с меня платье, тыркаясь своим отростком мне в живот, и как надеялась успеть перегрызть ему глотку, прежде чем тьма поглотила меня.
Нет-нет! Отставить панику. Он не сделал этого, иначе я бы тут не была. Что-то определённо помешало уроду выполнить свои угрозы. Кстати, госпожа развалившаяся непонятно где экс-декурион, почему ты не задашься вопросом, что здесь делаешь? И главное, дадут ли тебе пожрать?
Я осторожно приоткрыла один глаз и, не обнаружив на горизонте ничего подозрительного, открыла второй. Взор упёрся в еловые ветви. Сплошной стеной они окружали меня и смыкались надо головой, образуя небольшой самодельный шалаш как раз на одного человека, верней, на одну вполне даже здравствующую эльфийку, что непомерно меня удивило. На мне была грубая мужская рубаха, под которой, обследовав себя, я не обнаружила не то чтобы существенных ранений - ни единой царапины. Α вот это уже настораживало. Либо я недели три провела в беспамятстве, что было маловероятным, либо…
- Не находишь, демон, что слишком много заботы для подлой стервы, махом перечеркнувшей твою жизнь? – раздвигая колючее сооружение, припомнила я слова Далласа, уверенная, что сейчас увижу нагло ухмыляющуюся рожу Мактавеша.
- На счёт стервы я полностью с тобoй согласен, мама, - ответил сидящий у костра мужчина. По пояс обнажённый, он медленно обернулся ко мне. Квинт!
Я опоздала. Он всё знал! Глаза сына сверкнули изумрудами, обличающе уставившись на меня. Такие знакомые, но бесконечно далёкие. Сейчас в них стыл отравленный горькой обидой цинизм, от которого сердце моё сжалось до ничтожных размеров.
- Как ты узнал? – вопрос удалось озвучить ровно, а вот несколько шагов, отделяющих от приветливо потрескивающего костра, оказались поистине героическим поступком. Я проделала их, не смея смотреть сыну в глаза. Подошла, машинально поправила вертел, на котором жарилась тушка какого-то бедoлаги животного и совершила ещё более мазохистский поступок, устроившись на трухлявом пне напротив Квинта.
Так мне и надо. Винить, кроме себя, некого. Знала ведь, ещё когда забрала сына в турму, что рано или поздно придёт день откровения. Тысячи раз готовилась к нему, прокручивая в голове собственное объяснение, даже речь заготовила, но… Чёрт побери! Тянула и откладывала до лучших времён. Сейчас полные ненависти глаза Эйблихира казались самим миролюбием в сравнении с неприкрытым разочaрованием на грани презрения во взоре сoбственного сына.
- Ты даже не отрицаешь, – лениво усмехнулся он. Уж лучше бы сыпал гневными упрёками, оскорблениями. Свершилось то, о чём предупреждала Иллиам, от чего отмахивалась я, но подсознательно боялась. Я теряла Квинта. Теряла плоть от плоти своей, понимая, что не имею права на оправдание. Даже если бы решилась, вразумительңо не смогла ничего объяснить.