Гнилые болота

Большая часть учениковъ развивалась довольно быстро, пріобртала въ продолженіе нсколькихъ мсяцевъ боле нужныхъ познаній, чмъ въ предшествовавшія пять лтъ. Самое сильное вліяніе имлъ Носовичъ на русскихъ; у каждаго изъ нихъ хотя разъ забилось сердце отъ его словъ, касавшихся преимущественно русской вседневной жизни. У иного ученика мелькнули въ голов и свтлыя, и горестныя воспоминанія и, можетъ-быть, впервые въ дтскомъ увлеченіи поклялся онъ быть честнымъ человкомъ, не терзать своихъ будущихъ дтей, учениковъ и товарищей, какъ терзали его самого. Поняли Розенкампфъ и я, что Носовичъ не рекомендуетъ съ особенно хорошей стороны борьбы, въ смысл ломки и переворотовъ, но что онъ не хлопочетъ. какъ Воротницынъ, о примиреніи и прощеніи. «Дйствуйте, — совтовалъ онъ, — но дйствуйте умно и честно, и не спите. Глядите прямо въ лицо людямъ, не поднимая головы до небесъ и не опуская ея до земли. Окружающія васъ личности одного роста съ вами, и если есть между ними гиганты или карлики, то это уроды, исключенія. Сапожникъ не долженъ гордиться передъ не-сапожникомъ своимъ умньемъ шить обувь, и послдній не обязанъ краснть за свою неспособность къ этому ремеслу: онъ знаетъ что-нибудь другое. Высокихъ призваній нтъ. Мы вс работники въ одной и той же мастерской и составляемъ колеса и винты одной машины. Только ржавые и поломанные колеса и винты выбрасываются вонъ и топчутся въ грязь. Старайтесь же не ржавть и не ломаться».

Многіе изъ воспитанниковъ нашего класса сплотились въ одну семью. Носовичъ давалъ намъ ученыя книги, носившія замтки, дланныя его рукою; часто заключались въ книгахъ цлые листы писчей бумаги, мелко исписанные имъ; иногда на поляхъ страницъ встрчались просто немногословныя фразы: «Авторъ злобствуетъ! Мало читалъ и потому не дочитался до истины!» и такъ дале. Книги, по его совту, прочитывались вслухъ посл классныхъ занятій; для этой цли мы назначили часы и чередовались въ чтеніи. Замтки, въ род вышеприведенныхъ, возбуждали толки, которые разршалъ самъ Носовичъ, часто приходившій на наши сборища. Иногда, собравшись въ боле или мене многочисленные кружки, мы не читали, а толковали обо всемъ, что насъ интересовало въ жизни. Въ бесдахъ не было никакихъ мудреныхъ старческихъ разсужденій; тутъ была просто живая и веселая молодежь, развивавшая свой умъ, начинавшая жить и мыслить.

Розенкампфъ, Калининъ и я, люди совершенно различные по характерамъ, привязались другъ къ другу всею душою, и ни одна тнь не промелькнула между нами, хотя мы и не щадили другъ друга и прямо высказывали правду въ глаза. Воротницынъ, это поэтическое созданіе, хлопотавшее о примиреніи, восхитительно читавшее стихи Шиллера, былъ холодне насъ троихъ, смялся надъ мелочностью раздражительности Розенкампфа, надъ слишкомъ рьяной любовью Калинина къ народу и вообще безъ волненія выслушивалъ жалобы друзей на домашнюю жизнь. Поводовъ же къ жалобамъ было довольно много. Счастливъ вполн былъ одинъ я. Калинину не весело жилось въ мщанской семь, поговаривавшей, что парень на возраст и пора ему кончить науку и поступить въ магазинъ за прилавокъ. Бдняку приходилось воевать за каждый лишній мсяцъ пребыванія въ школ. Розенкампфу было еще хуже.

Наступали рождественскіе праздничные дни. Розенкампфъ совсмъ пріунылъ, даже браниться пересталъ.

— Не могу я ходить къ моей благодтельниц,- говорилъ онъ намъ:- я тамъ опять становлюсь злющимъ. Не честное негодованіе, а какая-то рабская злость пробуждается во мн въ этомъ дом. Я совсмъ испорчусь, а между тмъ, у меня нтъ другого угла.

— Проведи праздники у меня, — сказалъ я:- мои родители добрые и хорошіе люди; они не откажутся принять тебя.

— Знаю, голубчикъ, что не откажутся. Я ихъ очень люблю и радъ бы побыть у тебя на праздникахъ; но благодтельница не согласится на это.

— Нельзя ли какъ-нибудь устроить дло? — молвилъ Калининъ.

— Не знаю, право, — задумчиво отвчалъ Розенкампфъ. — Подумайте за меня, я самъ ничего не въ состояніи выдумать, поглуплъ совсмъ.

Мы помолчали.

— Поклонись-ка въ поясъ Носовичу, — произнесъ Калининъ. — Авось его умная голова что-нибудь выдумаетъ.

Розенкампфъ обрадовался совту и на другой же день пошелъ къ Носовичу на квартиру. Носовичъ принялъ его съ обычною ласковостью, внимательно выслушалъ его откровенный разсказъ, и сказалъ, что подумаетъ о дл. Дня черезъ три онъ пришелъ въ классъ и сказалъ Розенкампфу, что имъ нужно поговорить, взялъ его подъ руку и пошелъ съ нимъ ходить по коридору

— Я обдлалъ ваше дло, — объявилъ Носовичъ по выход въ коридоръ. — Вы совершенно свободны,

— Какъ?.. Свободенъ?..

У Розенкампфа духъ занялся, и сотни мыслей вдругъ промелькнули въ его голов: свобода, безпомощность, неимнье угла, новая жизнь — все это смшалось въ какой-то хаосъ.

— Я узналъ сначала, — продолжалъ Носовичъ:- что за васъ заплачены деньги въ школу за два слдующіе года. Потомъ похалъ къ вашей благодтельниц и объяснился съ нею. Объясненіе было горячо, не весело… Она высказалась вполн. Мн удалось уговорить ее оставить васъ въ поко. Она согласна, даже рада этому…