— Не стыдно ли такъ называть совсмъ незнакомую женщину? — съ неудовольствіемъ замтила добродушная матушка и вспомнила, что на столъ уже накрыто, а обдъ приготовленъ не слишкомъ роскошный.
Она поспшила послать кухарку за пирожнымъ и уже была не въ дух: ее смутилъ пріздъ барыни-обладательницы роскошнаго экипажа.
— Матушка, — драматическимъ голосомъ воскликнулъ дядя и, рисуясь, подбжалъ къ бабушк, таща подъ руку свою спутницу, одтую въ свтлое шелковое платье съ вырзнымъ лифомъ. У нея съ одного плеча свалилась шаль, и мы могли разглядть довольно желтую шею и тощую грудь, едва прикрытыя тюлемъ. — Рекомендую вамъ мою невсту, — произнесъ дядя и, кажется, хотлъ объявить ея имя, но его остановило невольное восклицаніе бабушки:
— А, Настенька? — вырвалось у нея.
Это восклицаніе смутило всхъ. Спутница дяди оправилась первая; она бросилась къ бабушк, схватила ея руку, поднесла ее къ своимъ тонкимъ, сладко улыбающимся губамъ и заговорила какимъ-то дланнымъ, дтскимъ голоскомъ:
— Maman! Maman! какъ я рада васъ видть, какъ долго я ждала этой встрчи, какъ я хотла познакомиться съ вами, maman! Вы мн позволите называть васъ съ сегодняшняго дня этимъ именемъ; я такъ давно никого не называла этимъ сладкимъ названьемъ! — лепетала она и немного закатила глазки.
— Называйте! называйте, если вамъ угодно! — пробормотала бабушка и тяжело опустилась на кресло.
Молодая особа подбжала къ матушк; дядя говорилъ съ отцомъ. Я стоялъ подл бабушки.
— На содержаніи! Господи, онъ на содержаніи! — тихо шептала старуха, покачивая головой, какъ бы въ забытьи.
Я слышалъ эти слова, понималъ всю ихъ горечь, и у меня сжалось сердце за старуху, добрую, честную, хотя и испорченную воздухомъ гнилого болота. Она вполн понимала позоръ сына. И точно, что же можетъ быть гаже, постыдне мужчины, живущаго на счетъ женщины? А между тмъ, тысячи подобныхъ господъ толкаются по городамъ Европы и нашей Россіи, одтые въ щегольскія военныя и статскія платья, разъзжаютъ въ блестящихъ экипажахъ и трутся въ великосвтскихъ обществахъ, хотя не получили ни наслдства, ни клада, и вступили въ жизнь съ однимъ пригляднымъ личикомъ, да болтливымъ язычкомъ. Вс это знаютъ и жмутъ, не красня, ихъ грязныя руки, потому что въ этихъ рукахъ блещетъ золото. Ихъ считаютъ выгодными женихами, и не одна матушка, которая топчетъ въ грязь падшихъ женщинъ, своихъ сестеръ, не задумается отдать свою дочь за одного изъ этихъ гнилыхъ господъ. Они, изволите ли видть, шалятъ, предаются увлеченіямъ молодости!..
Мой дядя вступилъ на этотъ торный путь безъ всякаго сознанія и попрежнему оставался младенчески-спокоенъ, безгршенъ по наружности. Меня всегда удивляла эта особенная черта въ его личности. Рчь его дышала честностью, и уже роились въ его голов новые планы полезной дятельности; онъ замышлялъ какое-то гуманное предпріятіе, говорилъ, что нужно облегчить жизнь рабочаго класса, толковалъ о причинахъ послдней французской революціи, поклонялся, по-старому, запрещеннымъ книгамъ. Онъ былъ юне и энергичне на словахъ, чмъ когда-либо прежде, и совершенною искренностью звучали его слова:
— Наконецъ-то, люди начинаютъ вспоминать о народ! Я видлъ близко его въ эти полтора года, полюбилъ его отъ всей души. Несчастныя женщины, что он тамъ терпятъ отъ тяжелаго труда! Если достанетъ силъ, то сдлаю что-нибудь для этихъ людей.
Для нашего семейства въ этихъ словахъ звучала какая-то скверная нотка. Мн съ каждою минутою длался все боле и боле отвратительнымъ этотъ человкъ.
— Баклушникъ! — говорилъ со злостью отецъ по уход дяди. — И съ чего онъ вдругъ накинулся на народъ съ своею любовью?
— Теперь вс въ Европ толкуютъ о рабочемъ класс,- замтилъ я. (Это было мн извстно отъ Носовича).
— А-а! а я думалъ, что источникъ его болтовни еще гаже; онъ что-то женщинъ очень жаллъ.
Отецъ махнулъ рукою.
Но я не могу продолжать разсказъ, не познакомивъ читателя съ невстою дяди; это будетъ послдняя новая личность въ моей исторіи. Читатель, быть-можетъ, и улыбнется: онъ вообще любитъ смяться надъ другими, только бы не трогали его самого.
VII
Моя будущая тетушка