Год благодати

Я делаю вид, будто поглощена разглядыванием швов на сорочке, силясь отвлечься от желания, заигравшего в моей крови, но даже эти неумелые стежки напоминают мне о его руках, о том, что он сам сшил эту сорочку, чтобы мне было спокойнее. Я то и дело напоминаю себе о том, что он не убил меня только потому, что заключил договор с моим отцом, но причина мне уже не важна. Быть может, все дело в тесном помещении, в том, что он спасал меня столько раз, что и не счесть, в том, что запретный плод сладок – но, как бы то ни было, мне больше не хочется уходить. Я не думаю о возвращении домой, а только о том, каково это… ощутить прикосновение его губ… прижаться к горячему телу.

В дымоход врывается неистовый шквал ветра, и на нас летят горящие угольки. Райкер сгребает меня в охапку и бросает на кровать.

Когда он тушит искры на моей коже, я не кричу от боли. И вообще не издаю ни звука. Сейчас я чувствую только одно – тяжесть его тела на себе.

– Успокойся. – говорит он, убрав с моей ключицы влажную прядку и осторожно дуя на кожу. Наверное, так он пытается меня остудить, но вместо этого только раздувает огонь, горящий в моей груди. Это пламя иного рода, и я не знаю, как его гасить. И не знаю, хочу ли, чтобы оно погасло.

Опустив тряпицу в банку с водой, смешанной с соком алоэ, Райкер промакивает ею крошечные ожоги на моей шее, на ключице. Я, забыв обо всем, вглядываюсь в лицо Райкера, когда его рука вдруг останавливается на краешке сорочки и капля воды затекает внутрь, на мою грудь. Повисает глубокая тишина.

Мне хочется притвориться, будто ничего этого нет, но сейчас я жалею лишь о том, что он сшил эту сорочку. Жалею о том, что между его телом и моим есть какая-то преграда.

Он смотрит на меня с таким же напряжением на лице, как когда мы встретились на льду, но теперь я знаю – то, что я поначалу приняла за отражение гнева, на самом деле страх.

– Ты боишься меня? – шепчу я. – Боишься моего волшебства?

– Я боюсь не тебя, – отвечает он, не отрывая глаз от моих губ. – Я боюсь тех чувств, которые ты будишь во мне.

Мы неотрывно смотрим друг на друга, и мир вокруг нас исчезает. Я забываю про девушек в становье и про охотящихся за ними беззаконниках. Забываю о своих снах и о том, к чему придется вернуться, когда минуют весна и лето и осень вступит в свои права.

Мне хочется погрузиться в омут чувств. Хочется отдаться им.

Теперь я понимаю, почему девушки так крепко держатся за то, что считают своим волшебством. По той же причине, по которой меня сейчас так неудержимо тянет к Райкеру. Мы жаждем избавления. Хотя бы временного избавления от той жизни, которую нам навязали.

В этой хижине есть только я и он. И существуют куда худшие способы провести время.

Не знаю, я ли подняла голову, или это он наклонился ближе, но мы оказались так близко, что я ощущаю на лице теплое дыхание.

Его губы касаются моих, и мое тело захлестывает жаркая волна, а когда наши языки соприкасаются, во мне пробуждается нечто неведомое, незнакомое, и захватывает меня целиком.

Зарывшись руками в волосы Райкера, я прижимаюсь к нему все ближе и ближе… но вдруг какая-то сила вырывает его из моих объятий.

Глава 53

У противоположного конца кровати стоит юноша с безумными глазами и, обхватив Райкера обеими руками, не отпускает. Саван соскользнул с его лица, и я вижу на щеках россыпь мелких оспин. Андерс.

– Я знал, что что-то не так, – задыхаясь, выговаривает он. – Но чтобы настолько?

– Это не то, что ты думаешь. – Райкер смотрит на меня с мольбой.

– Не гляди на него. Должно быть, оно пустило в ход свое волшебство и околдовало тебя. Надень саван, быстрее, пока не случилось чего-то похуже.

Райкер вздыхает:

– Сейчас надену.

Андерс отпускает его, выхватывает из ножен на поясе нож и крадущейся походкой движется ко мне, а Райкер протягивает руку к темно-серому одеянию, висящему возле очага. Неужто он и в самом деле этому верит… думает, что я его околдовала?

Я прижимаюсь к стене, и тут Райкер заходит за спину Андерса, накидывает саван на его запястье и заводит руку назад, заставив выронить нож. И, прежде чем Андерс успевает сообразить, что к чему, связывает ему руки за спиной и приставляет к горлу клинок.

– Не заставляй меня делать тебе больно, – говорит Райкер.

– Что ты творишь? – Андерс пытается освободиться, но тщетно. – Я же не собираюсь забирать это у тебя. Это твоя добыча.

Райкер ногой отодвигает табурет от стола, на котором разложены ножи, и ставит его перед очагом.

– Сейчас я тебе все объясню.

– Чего тут объяснять? Оно напустило на тебя чары. Это очевидно любому.

– Нет никаких чар, – говорит Райкер, силой заставляя Андерса сесть на табурет.

К несчастью, Андерс теперь сидит прямо передо мной и, пользуясь этим, испепеляет меня взглядом.

– Ее зовут Тирни.

Андерс остервенело мотает головой.

– Оно не имеет имени. Это добыча. И ничего более.

– Она дочь доктора Джеймса. Человека, который спас тебе жизнь.

– И что?

– А то… за нами должок.

Андерс сдавленно смеется.

– Ты хочешь, чтобы оно побыло у тебя немного дольше… хочешь позабавиться с ним?

– Я еще не знаю, что буду делать.