Год быка--MMIX

Вот так и выходит, что обоб­щён­ные образы, увиден­ные художником в своей душе, живут соб­ствен­ной жизнью. И эти вроде бы вымыш­лен­ные сатири­ческие персонажи, которых не было и нет в реа­льной жизни в таком хими­чески чистом виде, обладают всеми признаками достовер­ности, воз­дей­ствуя на души совре­мен­ников. Или вот ещё: «Теперь же прямо скажу все: герои мои потому близки душе, что они из души; все мои последние сочинения – история моей соб­ствен­ной души» /там же/. Однако для нас с вами в такой постановке вопроса нет ничего уди­вите­льного. Мы уже раз­бирали персонажей гла­вы 7, где описана предыстория «нехорошей квартиры». И как вы­яснилось, за обра­зами вдовы Фуже­ре, Беломута и Берлиоза с Лиходеевым также скрыва­ется «история души» самого Автора.

Ещё интереснее для нас цели и мотивы автора Поэмы: «Вслед­ствие уже давно принятого пла­на "Мертвых душ" для первой части поэмы требовались имен­но люди ничтожные. Эти ничтож­ные люди, однако ж, ничуть не портреты с ничтожных людей; напротив, в них собраны черты от тех, которые считают себя лучшими других, раз­уме­ется то­лько в раз­жалован­ном виде из генералов в со­лдаты. Тут, кроме моих соб­ствен­ных, есть даже черты многих моих приятелей, есть и твои… Мне потребно было отоб­рать от всех прекрасных людей, которых я знал, все пошлое и гадкое, которое они захватили нечаян­но, и воз­вратить закон­ным их владельцам. Не спрашивай, зачем первая часть должна быть вся пошлость и зачем в ней все лица до единого должны быть пошлы: на это дадут тебе ответ другие темы, – вот и все! Первая часть, несмотря на все свои несовер­шен­ства, главное дело сделала: она поселила во всех отвращенье от моих героев и от их ничтож­ности; она раз­несла некоторую мне нужную тоску от самих себя» /там же/.

Отметим, что Гоголь в письме использует выражение «первая часть», как и Бул­гаков. Но это мелочь, особен­но по сравнению с призна­нием Гоголя в попытке самого настоя­щего маги­ческого воз­дей­ствия на аудиторию. Благодаря Гол­ливуду мы в курсе ритуалов «вуду». Да и в средне­ве­ковой Ев­ропе, помнится, был такой метод извести нед­руга, исколов иглой его изображение. Но это всё не нас­тоящая магия. То есть могла быть настоящей, если маги­ческое дей­ствие было общим достоя­нием и все, включая жертву, свято верили в его силу. Тогда послед­ствия дей­ст­вите­льно наступали.

А вот великое художе­ствен­ное про­изве­дение точно обладает маги­ческой силой. Ну, например, если великий писа­тель Лев Толстой создаёт в романе образ идеа­льного дворянина Болкон­ского, а по­том в конце убивает его, то это про­исходит в душе всех его читателей. И вот они уже ощу­щают себя не потомками дворян, а про­сто интел­лигентами, или не стремятся более к полу­чению дво­рян­ства, а к иным поприщам. Гоголь эту волшебную силу искус­ства чув­ствовал и даже испытывал на Пушкине. Наверное, если самокрити­ческая работа над Поэмой послужила очищению от пошлости ду­ши писа­те­ля, то она и в самом деле воз­дей­ствовала на всех совре­мен­ников. Поэма вне­сла вклад в пре­одоление николаевского застоя и рас­чистила путь александров­ским реформам.