Год быка--MMIX

«…некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался раз­бойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священ­ник шел тою до­рогою и, увидев его, про­шел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и про­шел мимо. Самарянин же некто, про­езжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, пере­вязал ему раны, воз­ливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда воз­вращусь, отдам тебе» /Лк 10, 30-35/.

Можно быть уверен­ными, что мы нашли истин­ный первоисточник сюжетного поворота с огра­бле­нием Бездомного в 4 главе. Затем поэта, изранен­ного душой и телом, так же привозят в гостиницу, то есть во вре­мен­ное пристанище для изле­чения. Такого рода гостиницу в наше время принято назы­вать клиникой. Два динария, которые даны содержателю гостиницы означают мудрость – главное каче­ство доктора Стравинского. Содержание этой притчи, несомнен­но, глубже и сложнее, чем её про­екция на текст Романа. Но истолко­вание Романа помогает нам лучше понять смысл притчи.

Понятно, что самарянин – это тот самый твор­ческий дух, помогающий заблуд­шему «внутрен­нему человеку». На нисходящем пути от Иерусалима приобретается негатив­ный опыт, а затем с помо­щью доброго самарянина происходит вос­хождение к городу, не имеющему раз­деляющих стен (в этом заключа­ется сим­волика Иерихона). На этом пути самарянин на какое-то время покидает лич­ность, ос­тавляя её на попе­чение вре­мен­ного упра­вителя. Раз­ве не такое рас­ста­вание с Христом про­изошло с человече­ством к концу 19-й стадии всемирной истории? И ещё стоит заметить, что понятие самаря­нин для жителей древнего Ершалаима – то же самое, что иностранец для жителей Москвы в ХХ веке.

Можно также увидеть в эпизоде с бароном Майгелем про­екцию притчи о брачном пире: «и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, воз­ьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов; ибо много званых, а мало избран­ных» /Мф 22,12-14/. В притче, как и в 22 главе пере­д этим тоже идёт речь о войне.

В сюжете притчи о хозяине виноградника /Мф 20, 1-16/ можно обна­ружить эпизод с раз­дачей динариев всем при­шедшим вечером, к двенад­цатому часу. Похожая раз­дача червонцев про­исходит вечером в двенад­цатой главе, а в 11 главе про­исходит обращение последнего из работников, плохого поэта в первого ученика. Ещё одна евангель­ская притча о плевелах /Мф 13, 24-30/ поможет нам по­нять, почему раньше всего, в начале пути Воланд одет в серые одежды, где белый цвет пше­ни­чных зёрен истины смешан с тёмными плевелами ошибок и ложных суж­дений. Причём в конце пути, в про­цес­се жатвы необ­хо­димо сжечь всё, кроме спасён­ного знания, что и происходит в главах 27-30.

Можно уверенно говорить о евангель­ских притчах как одном из главных источников для сю­жета и образов Романа, не говоря уже о его духовном смысле. Вторым столь же важным источником сюжетных поворотов и образов стал истори­ческий сюжет евангелий, деяний и иудейских войн. На­конец, ещё одним первоисточником являются сюжеты и образы Апокалипсиса, связь с которым мы обна­ружили в начале 32 главы.