Год быка--MMIX

Романтические ожидания начального послевоенного периода быстро проходят, а груз новых проблем только накапливается. Соответственно меняется и настроение Трилогии в середине второй книги, где и сама «Первая Академия» превращается в реакционный аналог своего бывшего анта­гониста – Империи.

И все-таки при неизбежности и необходимости современных проекций сюжета азимовской Трилогии, главным ее содержанием является умозрительное построение модели политических процессов на глобальном уровне, что совпадает с одним из слоев скрытого смысла в булгаковском Романе. Поэтому мы попытаемся просто обнаружить и провести эти необходимые параллели между Трилогией и Романом. Тем самым мы обнаружим или более полно вскроем историософский смысл Трилогии, а заодно взглянем на Роман с противоположной стороны азимовской «Галактики».

3. Опять «беспокойный старик»

Начнем с очевидных параллелей между Трилогией и Романом, точнее – нашим истолкованием скрытых смыслов Романа. Проводить эти параллели будет тем легче, что у Азимова в начале Трило­гии отсутствуют «коллективные образы» и речь идет не о глубинных, а о внешних проявлениях неких закономерностей в развитии больших сообществ.

Например, идея так называемых «селдоновских кризисов» как необходимых этапов на пути построения новой, более гармоничной и устойчивой глобальной цивилизации. Разбирая первую главу булгаковского Романа, мы уже находили первоисточник этой идеи – программную статью Канта о движении к «всемирному гражданско-правовому состоянию». Кант предполагает это необходимое движение в виде цепи последовательных революций, то есть кризисов. Нет ни малейших сомнений в том, что доктор философии Азимов был знаком с этой статьей Канта, и именно эти философские воззрения он излагает в популярной форме, рассчитанной на американского читателя.

Булгакову, в отличие от Азимова, не нужно было показывать своему читателю, как выглядит «кантовский кризис», настоящая революция. Там была задача самоопределения по отношению к самой революции как социально-политическому явлению, а значит выявление глубинных факторов и движущих сил. Азимову приходится объяснять себе и читателю другое – необходимость выхода из счастливой изоляции заокеанского «Терминуса» и посильного участия в глобальных кризисах. При этом на начальных этапах это участие само по себе, почти автоматически – в силу изначальных геопо­литических условий, ведет к усилению влияния «Первой Академии». Тем не менее, для вовлечения элиты и народа Терминуса необходимо фактически религиозное обоснование особой роли «Первой Академии» в истории, в сокрушении прежнего «плохого» империализма и построении вместо него «хорошего» антиимпериализма. Сложно не увидеть в этом аллегорическом описании не только мотивы, но и методы американской политики ХХ века.

Тем сильнее оказывается шок наследственной олигархической элиты Терминуса во время очередного – не то пятого, не то шестого «селдоновского кризиса», описанного во второй части вто­рой книги. В этот момент сам Селдон, священный образ которого возникает в Склепе, фактически сообщает об окончании прежней благодати для «Первой Академии». То есть налицо не просто оче­редной кризис, а настоящая революция со сменой мировоззренческих основ. Еще пару лет назад эту часть Трилогии можно было трактовать только как умозрительное, отвлеченное построение. Но сейчас, в разгар мирового финансового кризиса прежняя «благодать» действительно отнимается у элиты США и начинается совсем иная эпоха в отношениях всех антиимперских «Оснований».

Если уж называть своим именем источник божественной благодати заокеанского «Основания», то это – сама экспансивная природа капитализма, основанного на сочетании нескольких факторов – прежде всего, накопленных экономических ресурсов прежнего аграрно-ремесленного уклада, техно­логических инноваций, индустриальной организации, финансовых технологий и имперской военно-пропагандистской машины государства. Однако нынче пределы экспансии достигнуты, все прежние и даже вновь созданные в рамках советской «антиимперии» ресурсы поделены и многократно пере­заложены. А значит, исчерпаны прежние механизмы властвования элит, которые автоматически вели к усилению удаленной и защищенной от имперских культурных ограничений финансовой олигархии.

И кстати, развитие глобального капитализма как системы, в ядре которой доминирует обратная связь в лице финансовой олигархии, прошло на настоящий момент именно шесть стадий, а значит, соответственно, шесть политических кризисов, не считая начального «кризиса» имперской Европы, случившегося вскоре после провозглашения «беспокойным стариком» программных принципов нового мировоззрения. Если рассмотреть такую проекцию сюжета первой половины Трилогии на новейшую историю, то в роли «Селдона» оказывается сам Иммануил Кант, создавший свою теорию буквально накануне первого кризиса эпохи империализма – наполеоновских войн.