Год быка--MMIX

Я уже обращал внимание на особый талант Булгакова-драматурга, умею­щего инсцениро­вать в неско­льких лаконичных действиях величайшие романы – «Дон Кихот», «Война и мир», и при этом не потерять главных идей. Как мы помним, ершалаимские главы Романа составляют драмати­ческую ча­сть нашего дионисийского представ­ления и вложены Автором в уста про­тагониста Воланда. Поэтому есть смысл посмотреть на «роман в романе» под этим, сугубо драматурги­ческим углом зрения. Тогда получа­ется, что Автор постарался вычленить из евангель­ского сюжета самые важные идеи, а из мно­гочис­лен­ных персонажей самых главных дей­ствующих лиц. Поско­льку Автор в дан­ном случае пере­воплоща­ется в мастера, то есть в историка, то его интересуют не религи­озные, а лишь истори­чески важные стороны большого сюжета. И в этом смысле наиважней­шими дей­ст­вите­льно становятся отно­шения Иешуа с Понтием Пилатом. Если Иешуа должен сыг­рать страда­тельную роль священ­ной же­р­твы в этой драме, то Понтий Пилат играет роль актив­ную. Три других дей­ствующих лица, без ко­торых не состоялось бы это истори­ческое событие – Иуда, Каифа и Афраний. Что каса­ется Левия Матвея, то его роль в пьесе пас­сивна, он как бы олице­творяет всю апостоль­скую общину, которая не успевает за быстро раз­вива­ющимся сюжетом.

Таким образом, сюжет нашего «истори­ческого романа» не заменяет, и даже не про­тиво­речит канони­ческим евангелиям, а дополняет их с иной точки зрения на события. В этом конкретно-истори­ческом прелом­лении имеет место обычная полити­ческая интрига, вполне воз­можная и в наше время, и в любую другую эпоху. Поэтому мы вправе сопостав­лять сюжет ершалаим­ских глав с мос­ко­в­ской частью Романа. Например, из Евангелия от Иоан­на легко установить, что Иисус в ночь с чет­верга на пятницу рас­прощался со всей апостоль­ской общиной. Тогда же её навсегда покинул Иуда Искариот. И то­лько эти двое из всей общины остались дей­ствующими лицами в Страстную Пятницу, когда оста­льные лишь наблюдали со стороны, как Левий.

Но если приз­нать, что мастер по воле Автора вовсе даже и не пытался опровергнуть или пере­писать канони­ческие евангелия, а то­лько их дополнить, тогда всплывают ещё более интересные пара­л­лели. Например, в том же Евангелии сказано: «Иисус отвечал: тот, кому Я, обмак­нув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Сим­онову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее» /Ин 13,26-27/.

Само по себе это наре­чение Иуды воплощением сатаны не вызывает сомнений, но в контексте Романа эти древние строки начинают жить ново­й жизнью. Напомню, что Воланд дей­ствует не то­лько в Москве, но и, по его словам, присут­ствовал во дворце Ирода имен­но в тот самый день. А в послед­них главах Романа Воланд так же аккуратно выполняет поручение или просьбу, исходящую от того же лица. Не правда ли, есть небольшой повод для раз­мыш­лений? Поэтому мы, по­жалуй, про­должим анализиро­вать «роман в романе» с рас­смотрения образа Иуды из Кириафа.

«Кесарю – кесарево»

Ещё раз подчеркну, что вопрос об отно­шении «романа в романе» к канони­ческим евангелиям – один из центра­льных для истолко­вания всего Романа. Я попытался обосно­вать, что никакого отри­цания Ново­го Завета со стороны Булгакова нет, а есть художе­ствен­ная постановка про­блемы истори­ческого анализа ершалаимских событий. Текст «древних» глав, хотя и написан в стиле истори­ческого романа, но по контрасту с этим жанром имеет упро­щён­ный сюжет с минима­льным числом де­й­ствую­щих лиц, как в драмати­ческих пьесах. Так Автор подчёркивает услов­ность текста, поско­льку речь идёт о фантасти­ческом персонаже – мастере, угадавшем под­лин­ный истори­ческий сюжет событий. Сам Булгаков не претендует на роль этого романти­ческого историка, а значит и на истори­ческую точ­ность. Все смысловые нестыковки с канони­ческими еван­гелиями в показаниях героев не носят ха­рактер точных утверж­дений. Всё это нужно, скорее, чтобы чита­тель усомнился в истори­ческой точ­но­сти канони­ческих евангелий, для которых важнее символи­ческий смысл ново­заветной мистерии.