Год быка--MMIX

И­мен­но, нигде до того я не встречал и уверен, что нигде не встречу человека такого ума, ка­ким обладал Алоизий. Если я не понимал смысла какой-нибудь заметки в газете, Алоизий объяснял мне ее буква­льно в одну минуту, причем видно было, что объяснение это ему не стоило ровно ничего. То же самое с жизнен­ными яв­лениями и вопросами. Но этого было мало. Покорил меня Алоизий сво­ею страстью к лите­ратуре. Он не успокоился до тех пор, пока не упросил меня про­честь ему мой ро­ман весь от корки до корки, причем о романе он отозвался очень лестно, но с потряса­ющей точ­нос­тью, как бы присут­ствуя при этом, рас­сказал все замечания редактора, каса­ющиеся этого романа. Он попадал из ста раз сто раз. Кроме того, он совер­шен­но точно объяснил мне, и я догадывался, что это безошибочно, почему мой роман не мог быть напечатан. Он прямо говорил: глава такая-то ид­ти не может...»

В общем, здесь прямым текстом написано, что Могарыч был не то­лько лучшим другом, но и полити­ческим советником мастера. Все ком­ментаторы Романа хором, в один голос признают парал­ле­ли отно­шений мастер – Алоизий и Иешуа – Иуда. Раз­уме­ется, из этого автомати­чески не следует, буд­то Иуда, по мнению Булгакова, был лучшим учеником и полити­ческим советником Иисуса. Но хотя бы про­верить эту очевидную гипотезу мы должны?

Почему, соб­ствен­но, Булгаков должен был особо заинтересо­ваться персоной апостола Иуды? Придётся опять воз­вращаться к биографии писателя. Напомню, что Булгаков вырос в семье, где оба деда были священ­никами, а его отец служил про­фес­сором богословия в Киевской духовной академии. То есть Новый Завет и его персонажи были для Михаила Афанасьевича с самых ран­них лет и до юно­сти семейной книгой, предметом обсуж­дений отца с гостями. Это означает, что в памяти Булгакова все персонажи и повороты сюжета были запечатлены так же глубоко, как детские сказки. Нам с вами не нужно ведь лишний раз откры­вать томик Пушкина, чтобы вспомнить всех героев и сюжет сказок о царе Салтане или о рыбаке и рыбке.

Когда Булгаков стано­вится зрелым драматургом, способным соединять в своих пьесах неско­лько сюжетных потоков, представ­лен­ных раз­ными героями, он не мог не уви­деть присут­ствие в Ева­нгелии вставок, сделан­ных совсем другими авторами. Эти вставки, так или иначе, относятся к Иуде и к вопросу о том, кто был тем самым лучшим учеником, воз­лежав­шим на груди учителя во время Тайной вечери. Дей­ст­вите­льно, некоторые эпизоды Евангелия от Иоан­на насто­лько соблазни­тельны, что офици­а­льным пере­пис­чикам пришлось сначала сделать «пояс­няющие» сноски, которые затем пере­кочевали в основной текст.

«Петр же, обратив­шись, видит иду­щего за ним ученика, которого любил Иисус и который на вечери, приклонив­шись к груди Его, сказал: Господи! кто предаст Тебя?

Его увидев, Петр говорит Иисусу: Господи! а он что?

Иисус говорит ему: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? Ты иди за Мною.

И про­неслось это слово между братиями, что ученик тот не умрет. Но Иисус не сказал ему, что не умрет, но: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того?» /Ин 21,20-23/