Год Крысы

Я накинул куртец и вышел из дома. Хотелось от него подальше быть, он казался чужой территорией, где самостоятельное решение было мне неподвластно. Выше, на пустырь, где собирались горы мусора от лени сотрудников ЖКХ. Чувствовал себя вяло и нерешительно. Так-то, Федя дело сказал – надо соглашаться, и тому есть причины. Деньги нужны как никогда, непонятно, что будет завтра и будет ли оно вообще… И каким? Беспочвенным, без уверенности в том, что свет не прекратит существовать. Вдруг ноги раздавят на рельсах, и прикует меня навсегда к креслу в квартире. И что тогда? Лере придется три рта кормить ненастных – как от такого с ума не сойти? Очевидно – деньги нужны, необходимо соглашаться.

С другой стороны, все еще печальнее: у меня была идея, действительно крутая. Способная остаться в истории на века. Не какой-то вонючий бар или драная книга из ларька. Что-то по-настоящему достойное уважения. Музыка! Что может быть более великое? Может, кино… Не, только музыка. Только она способна воздействовать на все тело и душу целиком. От нее и плакать охота, и легкие дрожат, и кровь стынет. Фантазия танцует в ритме танго, выкручивая из себя тысячи образов и аналогий. Тебя ставят на место – на место героя, а в реальности ты никто и ничто, даже не персонаж третьего плана. И как можно такое предать? Что тогда останется? Об этом можно думать много. По сути, мне же ничего не мешает выйти на сцену, выступить и забыть. Но я чувствую обман. Мой мозг и моя жадность обманывают меня, наводят на те пути мысли, что им выгодны. Что заставят меня сдаться.

Вижу я это так: «Год Крысы» закончился, и возвращаться ему не стоит. Я вырос, стал взрослым по паспорту. Кутеж теперь – происшествие, а не развлечение. Песни о дырявых гандонах, свастиках на лбу, о внезапных встречах тесного мира, танцах на краю бордюра. Был я молод, был я весел, а теперь я то ли мертв, то ли умираю. Но если раньше я был один, и никого и ничего не было мне нужно, кроме музыки, то теперь у меня есть Лера, тепло в моей крови; моя вторая половина, настолько ценная, что первая – пуста и бесполезна. С рождением сына я стал старше и взрослее, и поступки должен совершать соответственные. У него есть будущее, оно наступит завтра. Он не должен расти так, как рос я, через силу и постоянное сопротивление. Нет, оно должно быть в какой-то степени, иначе как развиваться?

В итоге, посреди пустыря из порванных пакетов, упаковок из-под продуктов, железа и ржавчины стояли мы втроем – я, принципы и близкие. Один падет – двое уйдут. И страшно мне, ибо выбор за мной. И страшно мне вдвойне, потому что кого бы я ни выбрал – никого из нас в скором времени не останется. Раздумья о деньгах брали верх, я уже мысленно делил их между собой, Эдей и Леонидом. Восемьдесят процентов мне, и по десять каждому – еще спасибо скажут, что не один выступал. Не, одному неправильно. Это надо видеоряд садиться делать, минуса новые придумывать, тексты перечитывать… Язык помнит, строчки вертятся на губах, рвутся наружу за временем ушедшего веселья. Если делать, то красиво. Со светом, проекцией, хорошим звуком. Если Федя не соврал, и гонорар реально такой, то на технику они скупиться не станут; неразумно. Вот я уже почти и сдался, заговорил себя. Лера поймет. Она сама человек идейный, голодный, на мою слабость и слова не скажет, если только про себя защебечет разочарованно. Будет вкусно, будет сытно, а потом нас будет рвать.

По дороге домой вновь село солнце, надоело. На переходе, где светофор сменяется красным на зеленое, трамваи дребезжали об землю; люди плевались слюной и жвачками, женщины кричали в трубки, и я стоял маленький посреди них. Я шел домой уверенный, что дам свой уверенный отказ. Чуть ли не оскорбительный. Просто напишу: «Идите нахуй», что мне голос впустую тратить? Боюсь одного только: а не пошлю ли я туда себя и свою семью завтра? Нет, я это сделал вчера. Смирились. Свет щемил мне глаза, и где-то на другой стороне я увидел Федю. По крайней мере, мне так показалось.

– Ты сука, Распутов! – хотел закричать я.

– А ты гений, Алеев, – выдумал я себе ответ подходящий.

Глубокой ночью я достал визитку Феди из паспорта. Название агентства, арабские цифры, уродливый логотип. Раздались гудки.

– Але, кто это? – сонно заговорил Федя.

– Федя, привет. Прости, если разбудил. Это Женя Алеев.

– Привет, привет! – оживился Федя, – Чем могу?

– Да я поинтересоваться хотел. Ты вот, говорил, что зовешь «Год Крысы» ради какого-то блага, нам помочь пытаешься, а я нос ворочу. Ты скажи, а с чего это нам вообще надо? Не то чтобы мы мучились сильно или голодали.

– Ну… Сейчас, погодь, закурю.

– Да, я тоже.