– И в наших общих интересах, – перебил меня Сергей, учуяв, как я терял их внимание, – сделать так, чтобы артист согласился выступать. Мы не можем быть уверены в этом, если вы будете отвечать за культурную часть, за оформление, и за другие субъективные вещи.
– Вы просто не представляете, – продолжил я, – какого труда нам стоило их найти. Живых! Так еще и договориться о том, чтобы они приняли участие в таком коммерческом ивенте, где чуть ли не у каждого ваш логотип на ягодице. Вы, коллеги, наверное, думаете, что протяни артисту денег и он за них все что угодно сделает? Вот тут вы ошибаетесь, потому мы и взяли это на себя.
– С кем-то формально необходимо, с кем-то по-свойски, – поддержал мысль Сергей. – Выстраивание отношений и создание репутации – огромный труд, и вам же будет проще, если коммуникацию будем вести мы. Так как Паша нам уже сказал – разузнать по гонорарам, по проезду, по времени выступления. Некоторые, между прочим, только из-за нашего участия согласились выступать, а это что-то да значит.
Серьезные люди переглянулись. Им было что ответить, но они держали это при себе, выжидая момент, чтобы нас окончательно сломить. Словно ходы в шахматах, наша беседа была продумана наперед, и мы придерживались стратегии, которую многие признают непобедимой – капризный артист. Однако человек далекий от мира искусства может на такое не из хитрости, а скорее от отсутствия эмпатии не повестись. И вот, эти серьезные были готовы отключить свои чувства и стать тем, за что им платят – бескомпромиссными винтиками. Вдруг заговорил тот, о чьем существовании все забыли – человек, прятавшийся за креслом, трясущий в ритм разговору ногой.
– Паша, – раздался женский голос, – вы с Сергеем и девочками сходите вина попейте. Обсудите гонорар. А мне Федор про «Год Крысы» расскажет. Крутая, должно быть, группа.
Я удивленно посмотрел на Сергея. Он пожал плечами, не понимая, что будет происходить дальше. Серьезные люди и Сергей быстро поднялись и ушли, их будто и вовсе не было. Конечно, наше поражение было очевидно. Наступило неловкое молчание, которое прервал скрип кресла. Тогда я увидел человека, что минутой раньше скрывался; сердце заколыхалось, готовое броситься на пол оставив меня одного на откуп собственному волнению. Передо мной в невозможной красе сидела Оксана и радостно крутилась в огромном кресле. Никогда я не видел на ней такой улыбки. Может, это от черной помады или от общего образа, но мне даже захотелось стать проигравшим. Ужасная мысль.
– Что, Федя, как скатался? – спросила она.
– Ты-то что здесь делаешь? – шептал я.
– Я же говорила тебе, дурында, что я собираюсь Москву захватывать. Вот, начала с малого. Ты не представляешь, как тяжело было себя сдерживать и слушать, как вы за свое рабочее место «дрались». Умора. Рада тебя видеть, кстати.
– Я тоже.
– Ты почему сбежал тогда, а? – резко потемнела Оксана. – Что я тебе сделала плохого, чтобы так унизительно со мной поступить?
– О каком унижении речь идет? Никого же рядом не было.
– Не важно! Там была я, и ты не представляешь, как это было обидно! Ты наплевал на меня. Ты мне просто скажи прямо сейчас: почему?
– Оксана, мы здесь не за этим.
– Скажи, почему! – закричала она. – Что же ты за ребенок, а? Как им был, так и остаешься. Даже за собственные поступки ответить не можешь.
– Я испугался, – признался я.
– Чего?
– Много чего… Это долгая история. Но! Я не хотел тебя задеть, клянусь. Это не должно было выглядеть так, что я взял, пришел, насрал посреди коридора и ушел. Мы были пьяны и… Я боялся, что снова начну к тебе что-то чувствовать.
– Ну ты и дурак, конечно, – она покраснела и отвернулась.
– Прости меня.
– Ты меня любишь еще? – холодно спросила она.
– Нет, я тебя боюсь.
– А я тебя люблю. Именно поэтому вы остаетесь на проекте. По моей доброй воле. Был бы здесь кто другой, он бы вас, как этого Пашу-парашу, пнул ногой под зад, так еще всем вашим партнерам бы сообщил, что вы попытались вокруг пальца обвести заказчика. Ты их за дураков можешь держать, но не забывай, что есть кто-то, кто умнее тебя, или тот, кто хотя бы имеет похожий кругозор. Я так смеялась, увидев цифры, ты бы знал. Ну вы и гении, конечно.
– Ладно, ладно, прекращай.
– В смысле прекращай? – засмеялась Оксана. – Ты даже в новой жизни мне успел настроение испортить. Но потом исправился, конечно.
– Так ты меня прощаешь или нет? – я чувствовал неутолимое раздражение. Ни один ответ, кроме единственно правильного, не успокоил бы меня. Еще бы чуть-чуть и переросло бы наше общение в насилие. Она смеялась надо мной, ибо была сильнее. Я знал об этом и не сопротивлялся. Как обычно. Лжец сдается, стоит ему оказаться обнаженным. Вот хищник – хищник бы до последней капли крови защищался, врал, обманывал и дрался. А я подставляю шею и показываю, где необходимо зажать.